Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Расплата. Книга четвертая

Товарищам было все известно про него. «Русский из Москвы» — испанское имя было лишь паролем, не более. Притворяться испанцем ему не было нужды. И это было самым прекраслым — можно было быть самим собой.

Боевые задания следовали одно за другим. Команда из штаба требовала подорвать каменный мост через реку Тахо. На это ушло четыре дня. Потом они минировали дорогу, чтобы задержать продвижение колонны танков, орудий и грузовиков с марокканской пехотой. Два дня защищали небольшую высотку от фашистского отряда. Фашисты лезли со всех сторон по склонам, как большие муравьи, голые по пояс, кричали дотемна пьяными голосами: «Вина, фаланхе эспаньола!» Еле отбились от них гранатами. Двое погибли. Их тела тащили за собой в деревушку, куда спустились после боя. Опасались, что встретят фалангистов, с которыми сражались вчера, но застали свежее подкрепление и общее веселье. Оно угасло ненадолго, пока хоронили товарищей, потом вспыхнуло снова. За двое суток проголодались, ели с аппетитом омлет с сыром, свежий хлеб. Тут разыскал его Пабло — Павел Кораблев, сообщил: «Ему передали, что восточнее Сарагосы тяжело ранен полковник Хименес. Он оказался русским. В полевом госпитале старался что-то объяснить врачам по-русски, но никто не мог его понять. Тебя требуют в штаб Доминико. Поедешь в Сарагосу».

Кто такой Хименес, Альберту Николаевичу было известно. В Париже им не доводилось встречаться: полковник Гнилоедский, в прошлом офицер-артиллерист врангелевской армии, прошел весь путь русского эмигранта: Крым, Турция, Париж. Там он стал простым рабочим и, вращаясь в совершенно новой для себя среде, многое понял. Он стал коммунистом, а фашизм отвергал категорически. Одним из первых в числе французов, отправившихся на помощь республиканской Испании, он приехал в Мадрид. Начал воевать в батальоне «Чапаев», потом был переведен в штаб, стал членом военного совета Арагонского фронта, командующим артиллерией.

Но штабная работа не слишком привлекала его. Он хотел воевать с оружием в руках, рядом с товарищами. Смертельную рану он получил, когда пошел в разведку с группой бойцов.

Венделовский познакомился с ним в штабе Арагонского фронта. Узнав, что оба они русские, вначале обрадовались, потом коротко рассказав о себе, огорчились: оказывается, до Испании они были по разную сторону баррикад. Но время и общее дело подружили их: сейчас они были единомышленниками, у них был общий враг.

...Венделовский раздобыл старый «бьюик» и помчался в сторону Сарагосы искать неведомый полевой госпиталь и тяжело раненного Хименеса. Он добрался вовремя. Успел. Перебинтованный так, что на лице видны были только глаза, он лежал на спине, дышал тяжело, со всхлипами. Когда Альберт наклонился над ним, глаза Хименеса наполнились слезами:

— Бог послал мне тебя, друг, в последнюю минуту. Хорошо, что русский человек рядом со мной...

— Мы еще повоюем, — пытался подбодрить умирающего Альберт. — Поправишься...

— Да нет, умираю, — тихо проговорил полковник Хименес. — Я знаю это. Жалею об одном, так и не увидел Россию. А думал, что после победы вернусь домой, что пустят меня. — Он замолчал, затих. Альберт долго стоял рядом, надеялся, что Хименес скажет еще что-нибудь. Но сознание к нему не возвращалось...

Хименеса хоронила вся Сарагоса. За гробом шли представители правительства, армии, всех политических партий. И Альберт шел за гробом. Он не сразу обратил внимание на то, что с двух сторон к нему присоединились двое незнакомых молодых людей, которые некоторое время шли рядом. У ворот кладбища они плечами придержали его, сжали запястья так, что Венделовский не успел выхватить пистолет, и оттеснили из толпы, к машине, стоявшей неподалеку от кладбищенских ворот.

— В чем дело? Кто вы? — пытался вырваться Венделовский.

— Тихо, не шуми. — Русская речь немного успокоила Альберта: свои, разберутся.

— Ты арестован. Поедешь с нами...

Его привезли к какому-то заброшенному зданию, втолкнули в подвал.

— Сообщите товарищу Деревянко, — кричал он вслед уходившим. — Объясните, в чем дело.

Арестовавшие его даже не обернулись на крик. Он остался в темноте.

Двое суток он просидел в мокром каменном мешке. Еды не давали, да он и не мог бы есть все равно. Только мучила жажда, все пересохло во рту и горле. Но когда принесли миску теплой вонючей воды, он даже не смог ее проглотить, только подержал во рту и выплюнул...

Он не мог понять, что случилось. Почему не появляется Деревянко, он не может не знать о его аресте. Ведь ему был известен каждый шаг Венделовского, каждая его боевая операция.