Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Расплата. Книга четвертая

— И чехов? — удивился судья. — Почему?

— Да потому, что евреи действуют на Европу только через них. Все чехи — хорошо замаскированные евреи. Мне это известно доподлинно.

— Итак, вы писали до утра. Надеюсь, все содержит эта тетрадь, изъятая при аресте. Вот она. На первой странице надпись, сделанная вашей рукой: «Доктор Павел Горгулов, глава русских фашистов, убивший президента французской республики». Это та тетрадь, над которой вы трудились всю ночь?

— Да, та самая. Вы хотели уничтожить мой мозг. Вам это нее удалось. Во мне осталось лишь одно чувство — жажда мести.

— Расскажите, что было утром?

— Да ничего, собственно. Я был зол и слаб от бессонницы. Я выпил еще вина и вышел на улицу. Вид ваших добропорядочных и сытых парижан, спешащих по неотложным делам, по их делам, еще больше взъярил меня. Я проник на выставку, где должен был быть Думер, увидел его и с большим удовольствием выстрелил в него несколько раз в упор. Был схвачен и садистски избит охраной — прошу отметить этот факт особо: он характерен для порядков республики по отношению к иностранцам...

Суд продолжался три дня. Смертный приговор был вынесен единодушно. Услышав, как судья оглашает его, Горгулов в крайнем волнении вскочил с места, сорвал с шеи воротничок, крикнул что было сил, напрягая голос: «Франция отказала мне в виде на жительство! Вы все будете жалеть!» — и выругался. Даже перед смертью Горгулов не смог найти никаких других слов...

Страшная, дикая история! Она, к счастью, ничего не могла изменить в положении русских людей, живущих в Париже, только, может быть, прибавила веры в непостижимую русскую душу, где уживаются рядом самые неожиданные чувства: ненависть и любовь, жестокость и жалость.

Нет, этих русских не поймешь, это особая нация, — только и могли повторять газеты. «Да уж где вам понять нас, — добавлял от себя Андрей. — Дай бог нам самим в себе разобраться».

Когда до выписки Андрея из больницы оставалось всего несколько дней, Ирина явилась к нему необычайно взволнованная.

— Что случилось? — встревожился Андрей. — Плохие вести? Что-нибудь с девочками?

— Нет, нет, наоборот, все хорошо... — Растерянность ясно читалась на ее лице. — Просто приехал Сигодуйский.

— Так отчего ты так всполошилась? У нас ведь все решено. Или требуется высочайшее разрешение этого верховного сига?

— Ну, я так и знала! Этого и боялась больше всего — твоей иронии, Андрей, твоей насмешки. — Глаза Ирины наполнились слезами, еще минута и они покатятся по щекам.

Андрей нежно поцеловал ей руку.

— Виноват, Ириша, каюсь. Хочу полюбить твоего Сигодуйского... и что-то мешает, противится этому. Как мы поладим с ним? Хотя я должен быть ему благодарен; помнишь, как Аристарх говорил: он спас тебя для меня... Не беспокойся, я буду сдержан, я попытаюсь подружиться с ним.

Ирина слушала со счастливой улыбкой. Именно этого ей хотелось — дружбы двух дорогих ей людей.

— Я всем обязана ему, я не хочу, чтобы ты смеялся над ним, — шептала она Андрею. Все-таки тревога не покидала ее...

И не зря. Когда Андрей впервые увидел Сиг-Сигодуйского (это случилось в тот день, когда он, наконец покинул больницу), ему с трудом удалось удержаться от улыбки. Невысокий плотный человечек с круглой головой, на которой редкие волосы были расчетливо начесаны на лысину, розово-пунцовые щечки, привычка попеременно сжимать одну ладошку другой — с первого взгляда нельзя было угадать в нем верного рыцаря и преданнейшего друга.

Но он был именно таков. И если более сильное и страстное чувство к молодой красивой женщине жило в его сердце, то он очень умело скрывал его. Другом дома и семьи определила ему быть судьба, и он покорился этой роли. Бедный Сиг!

Временами Андрей жалел своего нового знакомого. И уж, конечно, старался при нем быть сдержанным с Ириной. Он понимал лучше Ирины чувства Дмитрия Сигизмундовнча: бедняга Сигодуйский был беспамятно влюблен. Быть может, это чувство тайного превосходства Андрея, да еще, пожалуй, необыкновенная тактичность Сигодуйского позволили с первых же дней выбрать правильный тон в их отношениях: почти ровесники, они около Ирины играли как бы разные роли. Андрей — почти муж, Дмитрий Сигизмундович — почти отец.

Его житейская мудрость была признана и Ириной, и Андреем. И потому последние решения принимал именно он.

Была снята небольшая квартира, куда после больницы переселились; здесь у каждого была своя комната. Оплатил все, разумеется, Сигодуйский, но сделал это так легко и дружески, что обидчивому Андрею осталось только поблагодарить нового друга.