Альманах немецкой литературы. Выпуск 1.

Использованы следующие источники:

Макс Неттлау. Михаэль Бакунин. Биографический набросок. Берлин, 1901. Послесловие Густава Ландауера.

Виктор Дайв. Михаил Бакунин и Карл Маркс. Цюрих, 1905.

Эдуард Бернштейн. Карл Маркс и Михаил Бакунин. Тюбинген, 1910.

Рудольф Рокер. Банкротство русского государственного коммунизма. Берлин, 1921.

Макс Неттлау. Эррико Малатеста. Жизнь анархиста. Берлин, 1922.

Рудольф Рокер. Испанская трагедия.

Александр Беркман. Кронштадтская революция. Берлин, 1923.

Александр Беркман. Русская трагедия.

Эмма Голдман. Причины упадка русской революции.

Вера Фигнер. Ночь над Россией. Воспоминания. Берлин, 1924.

Добиться чувства, что ты не одинок. Думать так же, как остальные. Чувствовать так же, как остальные. Говорить так же, как остальные. Поступать так же, как остальные. Один и тот же язык.

Что-то делать, одному, в своей комнате. Знать, что другие делают то же самое, каждый из них, один, в своей комнате.

Позднее обнаружить, что это были лишь заблуждения. Лишь поверхностное соответствие всем. И даже здесь очевиден разлад.

Эти слова, список слов, который он собрал в последнее время, слова, бывшие травмой, повреждением, порезом на коже; возбуждением; слова, при помощи которых ему хотелось рассказать историю, отрывочно, он один с этими словами, с этими возбуждающими словами, и все должны слушать, а потом сказать: да, так точно это и было, теперь мы этого никогда не забудем, после этого описания; он пытался все выразить в этих словах, пытался их эксплуатировать, выжать, вытянуть из них все, повалять их, но выдавить, побить их, взорвать, разрушить — ему хотелось увидеть, будут ли они защищаться, запираться, прятаться, удирать от него, лопаться, не поддаваться ему, умолкать — или они устремятся на него, окружат его, нападут, изобьют, разорвут на части, разрушат или даже проглотят его, пока он вообще не исчезнет, только они, слова, только еще слова, только они одни, слова.

Слова и пустота.

В «Истории русской литературы» Петерса он прочел, что Тургенев списал главного героя своего романа «Рудин» с Б-а. В сороковых годах Б. подружился с Тургеневым; в Берлине они вместе слушали лекции Шеллинга и несколько раз встречались в Париже. У Гильома он нашел указания на то, что Б. в последние месяцы перед смертью неоднократно просил почитать ему вслух из «Рудина».

Когда Лючер посетил его в Невшателе, тот рассказал ему о чтении забытого в наши дни романа. Тургенев воспринимал Б. искаженно, чисто внешне и очень неуверенно, как мог воспринимать в соответствии со своим образом мышления мелкий русский помещик. Революционную деятельность он показывает в эпилоге на одной странице и, конечно, заставляет героев погибнуть на баррикадах Парижа — впрочем, достаточно неожиданно. То, что Б. впоследствии якобы полюбил эту книгу, он объяснил себе по-своему, набросав такую сцену.

Когда Б. приехал в Лугано на виллу «Бессо», он потерял всякий контакт с Кафиеро и остальными итальянскими революционерами. Однажды вдруг, к его большому удивлению, приехал Аркадий Тюгин и остался на несколько дней. Кафиеро не знал ничего об этом посещении, и было даже к лучшему, если бы это оставалось в секрете. В действительности Кафиеро послал Тюгина в Лугано следить за Б. Раньше Б. не слишком ценил Тюгина, он вел себя с ним чересчур замкнуто и холодно; он не видел в нем того, что его восхищало в молодых людях: пламенного идеализма. Однако теперь он был счастлив поговорить с ним по-русски и даже упрекал себя, что раньше обходился с ним не слишком вежливо. Однажды он попросил Аркадия почитать ему что-нибудь вслух из «Рудина». Впервые он получил книгу в 1856 г., Муравьев привез ее ему из Москвы в Сибирь со словами: «Вся Россия говорит, что РУДИН списан с тебя». Он тогда полистал книгу, полный презрения к автору, и везде наподчеркивал и наставил вопросительных знаков, а потом послал книгу Тургеневу. Теперь, когда Аркадий прочел вслух первые страницы, он понял, что это другая книга. То ли он сам так изменился? Или время? Грустное, меланхолическое настроение русской жизни охватило его…

Дальше, говорил он, дальше, переверните первые сто страниц. Я больше никогда не увижу Россию, живым уже не увижу. Читайте дальше. И когда Аркадий прочел про Дарью Михайловну, про Наталью Алексеевну и про болтливого Пегасова, он опять нетерпеливо махнул рукой. Дальше, сказал он, прочтите о Рудине, читайте то, что написано обо мне.