Виктория Хислоп - Нить

– Но этот-то – мой муж!

– Знаешь, пожалуй, не стоит ничего решать сгоряча, – посоветовала Евгения. – Если только не собираешься от него уходить, а ты ведь не собираешься.

Катерина теперь точно знала одно: все, кто говорил, что она еще может полюбить Гургуриса, были не правы. Не любовь, а ненависть родилась в ней.

– Дай-ка взгляну на твой палец. Давай-давай, снимай бинт.

Ранка была еще болезненной и кровоточила. Катерина вздрагивала, когда Евгения промывала ее.

– Может, все-таки показаться врачу? – спросила Евгения.

– Нет, ничего, заживет. А как только заживет, я скажу Гургурису, что хочу вернуться в мастерскую. Хотя бы на пару часов, после обеда. Я с ума сойду, если буду целыми днями сидеть в этом доме. Взаперти, со всеми этими мыслями…

Катерина ушла с улицы Ирини, полная решимости вечером поговорить с мужем о возвращении на работу.

– Ну что ж, можешь ходить на пару часов в день, если дом запускать не будешь, – неохотно сказал тот. – Это твоя главная задача – и еще ухаживать за кириосом Гургурисом.

– Да, – ответила она.

– На место домработницы много претенденток, так что одной заботой скоро будет меньше.

– Хорошо, – сказала Катерина.

Она старалась отвечать этому негодяю как можно короче, а когда тот спросил, что с ней, сказала, что рука еще побаливает.

– Ах да, – сказал Гургурис. – Ты уж лучше не ходи в мастерскую, пока не заживет. Сейчас не то время, чтобы вводить в моду красные свадебные платья.

Он осклабился, довольный своей остротой, и, кажется, не заметил, что она не улыбнулась в ответ.

За много километров от Салоников, в горах близ Янины, Димитрий теперь руководил медицинской службой, и работы там всегда было по горло. Он слышал, что Демократическая армия обстреливает Салоники, и, как ни тосковал по ним, радовался, что он сейчас далеко. Ему тяжело было бы стрелять по родному городу, где живут люди, которых он любит больше всего на свете.

Сам же город, несмотря на обстрелы, жил обычной жизнью, и швейная мастерская работала, как всегда. Катерина стала выходить в утренние смены, и женщины в отделочном цеху, кажется, обрадовались, что она вернулась. Несколько дней она раздумывала над тем, знает ли кто-нибудь из них, при каких обстоятельствах Гургурис приобрел эту мастерскую, но спрашивать не стала.

Каждый день она начинала работу ровно в восемь, а уходила в двенадцать, чтобы успеть приготовить ужин. Любовь Гургуриса к еде граничила с одержимостью, и готовку он считал главной обязанностью жены.

Через несколько недель после возвращения Катерины на работу ее попросили зайти к кирии Комнинос. Ольга все еще ходила в черном, но немного поправилась с тех пор, как Катерина видела ее в последний раз, и теперь ей нужны были новые платья.

Они не виделись с момента Катерининого замужества, и у Ольги накопилось множество вопросов.

– Павлина говорила, у тебя было чудное платье. Понравилась тебе твоя свадьба?

Катерина старалась не вспоминать о свадебной церемонии и о том, как поклялась перед Богом принадлежать Гургурису до конца жизни.

– Красиво было, – безучастно сказала она.

– Расскажи же мне про свой дом. Павлина говорит, это вилла на улице Сократус. А готовить ты научилась?

– Научилась. Кухня там со всеми современными удобствами, даже новая электрическая плита есть.

– Но все-таки, не сама же она готовит? Тебе, наверное, все равно приходится делать всю основную работу.

– Да, приходится. А кириос Гургурис очень любит поесть.

– Могу себе представить, – сказала Ольга и улыбнулась Катерине, но заметила, что на ее лице не промелькнуло ни тени ответной улыбки.

Вечером Ольга рассказала о своих наблюдениях Павлине.

– Не такой я ожидала увидеть молодую жену, – заметила она.

– Да, правда. Она какая-то хмурая, – согласилась служанка. – Но она ведь и с самого начала к нему особой любовью не пылала.

– Да, но я-то надеялась, со временем она как-то привыкнет к кириосу Гургурису, – возразила Ольга.

– Ну, еще не так много времени прошло, – сказала Павлина.

– Мне показалось, она как будто не совсем здорова, – нерешительно сказала Ольга.

– То есть ребенка ждет? Быстро же она!

– Такое ведь может быть, правда?

– Может, но, думаю, мне-то уж она бы рассказала! – воскликнула Павлина слегка ревниво.

– Что ж, я ее просила зайти еще на будущей неделе – будем надеяться, к тому времени ей станет лучше.

Когда Катерина пришла снова, Павлина заметила, что вид у нее еще более поникший, чем в прошлый раз. Старая служанка пыталась найти очевидные признаки беременности, но их не было. Просто пропал какой-то огонек. Павлина ясно помнила, как увидела Катерину впервые. Это был тот день, когда Евгения с детьми пришли на улицу Ирини, и даже тогда эта пятилетняя девчушка с открытым простодушным лицом словно светилась изнутри. Все мучились страхами и подозрениями, а девчушка в светлом платьице с оборками так и сияла. А теперь, через годы, этот свет погас. Девочка, которая, казалось, и ходить-то умела только вприпрыжку, превратилась в женщину, еле волочащую ноги. Не было больше ни блеска в глазах, ни ясной улыбки – из нее словно вытянули все жизненные силы.