Наталья Арбузова - Город с названьем Ковров-Самолетов

Росинанта ему оставили, а ослик исчез вместе со своим ехидным наездником. Я не завидую ослику, если Агасфер будет вечно возить на нем свой тяжкий грех.

В одиночестве и сладостных мечтах о грядущей славе отечества наш герой проделал обратный путь паломника в Россию. Что ждет его на родине? Не спрашивай меня, читатель. Я не более осведомлена о его дальнейшей судьбе, нежели о своей собственной. Во всяком случае, счастье вновь увидеть родную землю ему уже даровано. Получит ли он что-нибудь сверх того от патронирующих его чинов небесного ведомства? Не знаю, не знаю. Пока что он тихо едет южными степями, зелеными и пустыми. Никакой цивилизации, kein. Изредка поодаль мелькнет всадник. Тоже какой-то одиночка, по виду похожий на того половца, с которым князь Игорь бежал из плена. Видно, Нестреляев опять попал в начало второго тысячелетья от Рождества Христова. Уж не определено ли нашему летопроходцу прожить его насквозь? Едет и поет весьма красивым баритоном, не стесненный ничьим присутствием: «Зачем, о поле, смолкло ты и поросло травой забвенья?».

Глядь, снова кто-то к нему пристроился, едет рядом, ноздря в ноздрю. Нестреляев покосился и увидал того третьего, неопознанного святого, что уж являлся ему около Вифлеемской пещеры. И только узнал, как тот стал на глазах меняться. Там, возле вертепа, был весь, как лебедь, поседелый, говорил таким высоким шепотком, да такие благостные слова. Тут на глазах помолодел и сделался больно дебел. Кольчуга обозначилась на необъятной груди, конь под ним раздобрел на глазах, а седок проворчал что-то неразборчивое глубоким басом.

Теперь Нестреляев разглядел его окончательно – Илья Муромец Печерский, воитель из воителей.

Снова в мое повествованье вторгается богатырь и того гляди наломает дров. Зачем это Илья возле вертепа объявился? Что в судилище не был зван – то не диво. Уж он-то явно муж войны, а не совета. Правда, силушки прибавит любой компании. Сиди тогда Нестреляев за длинным столом с ним рядом – нипочем не грохнулся бы в обморок. Энергодонор этот Илья, эталонный символ русского народа. Батюшки, да ведь Нестреляеву именно такой дядька и нужен – ходить за ним. Жаль, что Нестреляев крещен не во имя его. Хорошо тому, чью сторону такой Илья держит, и плохо было князь Владимиру с ним ссориться. Опять Нестреляеву Бог послал. Авось либо и письму нашего героя силы прибавится. Надо бы.

Тут под Ильей конь заспотыкался, и Илья коня крепко обложил. Однако ж конь как раз был прав. Как из-под земли вырос тот самый камень на распутье – три дороги, три судьбы, и Илья остановился перед ним в картинной васнецовской задумчивости. Конь потоптался и отступил боком. Выбор был предложен Нестреляеву. Тот огляделся. Возле камня рос молодой, но уже совсем крепкий, заматеревший дубок – так, в возрасте тридцатилетнего человека. Он был чем-то похож на Илью, когда тот только что выехал из дому. Нестреляев спешился, привязал к дубу коня, вздел на нос очки и приготовился читать не спеша.

Господи, что это была за головоломка! Хуже предсказаний дельфийского оракула. Нестреляев ждал обычной сказочной формулировки, чего-то вроде: пойдешь направо – коня потеряешь, пойдешь налево – голову сложишь, пойдешь прямо – полцарства найдешь. Но здесь ничего такого не было. Были какие-то стрелки, перебитые трещинами, от которых камень походил на ладонь, предъявленную хироманту. Были обрывки фраз на вполне понятном русском языке, не древнее сказок и былин, а не на церковно славянском, как следовало бы ожидать. Трудно было понять, к чему отнести иные фрагменты надписи. Не то к участи читающего, не то к судьбе самого камня, или, может быть, земли, в коей он стоял. Нестреляев разобрал «полжизни даруется», «жизнь отдать», «не сойти с места», «стоять вечно». Он подождал, но в соляной столп не обратился, и смерть не шла. Оглянулся на Илью – Илья ничего. Написано было, разборчиво или неразборчиво, много всякой всячины. Относилось явно к тому, что его только и занимало в последние годы – к тайне жизни и смерти да к судьбе России. И место было не простое, ровно чьи-то взгляды скрестились и фиксировали его здесь. Нестреляев сощурился, поднапряг глаза и, немного досочинив, прочел длинную фразу: «Через тридцать лет поспеешь еще на одни проводы». Что провожать, кого провожать через тридцать лет? Он сам доживет до девяноста? Не похоже. Светопреставленье будет? Навряд ли. Довольно грамотно обратился внутри своей оборудованной головы к глобальному информационному полю. Но в интернете будущего по двум кардинальным для него вопросам – «тайна жизни и смерти» да «судьба России» – видно, еще не открыли страниц. Так он и мялся, окутанный облаком сомненья, не то перед загадочным камнем, не то посреди улицы Народного Ополченья.