И зачем это вечный жид Нестреляева дергает? Сам же внушал ему, плывя с ним в воздухе над неведомо из какой эпохи городом, де надо что-то оставить по смерти. Нестреляев просто не подумал тогда о своих дурно хранимых рукописях. Они были в лучшем случае отраженьем нестреляевского отнюдь не бедного внутреннего мира, но не более того. Теперь же ему даровали новую способность, дополнительную степень свободы, с которой он легко мог выйти за пределы собственного я. Никогда еще слово дар не следовало понимать так буквально.
Ясное дело, взрослого культурного человека не нужно учить писать художественную прозу. Просто надо, чтобы жизнь на малое время отпустила его от повседневных забот. Чуть только он перестанет перебирать ногами в ступальном колесе, то и результат не замедлит сказаться. Гляди-ко, друг читатель, Нестреляев уже измарал целую тетрадь. Что поделаешь, вечная тема. Куды тебе Ренан, куды тебе Маргаритин мастер. Лишь когда свет дневной померк, наш писака опомнился. Все содержимое тетради стояло в его преображенной суперголове. Считываю из нее в свою голову – ура, получается! По сравненью с тем, что он писал раньше, – небо и земля. Только недостает силы. На нет и суда нет. Теперь посмотрим, как встретит мир нового Нестреляева. Доберется ли до него какой-нибудь критик Латунский? Вернее всего, нашему белому рыцарю вообще никакие публикации не светят, так что они с господином Латунским разойдутся, как в море корабли, и мне не придется бить критику стекла. Но как бы дальше ни сложилось, пока у нас есть основания радоваться. Талант, талант, как у Каштанки.
Однако ж Агасфер притащил Нестреляева в Палестину не за тем, чтоб открывать в нем таланты. В Святой земле, само собой, смену тысячелетья отпраздновали по календарю – двухтысячелетие Рождества Христова. Но, видно, русский календарь отстает от западного не на свои тринадцать дней, а крепче. То и вознамерились паки, не менее торжественно, отпраздновать завершение тысячелетья по непонятному русскому стилю, или в русском стиле – как будет угодно почтейнейшему читателю. Возвестить миру попрание, посрамленье на все времена безбожной идеологии. Окончание без малого вековой распри, подведенье черты. Решили отметить всеобщим ликованием необратимое обретенье большого и ревностного христианского народа. Так что наши всадники поспели вовремя. Но прежде всего, уж этого Агасфер не упустит, они потрусили на Голанские высоты, в поселения советских эмигрантов, проведать уехавших друзей Нестреляева (родных и знакомых кролика). Я вижу две фигуры медленно поднимающимися на сухое плоскогорье и отбрасывающими длинные тени – тень конного Нестреляева вдвое длиннее, нежели Агасфера на осляти. Небо тускло от зноя, в нем ни облачка. Чем не Испания!
Довольно странно, но каналья Агасфер после американских приключений зауважал Нестреляева и уж не то чтобы корить, а прямо-таки прислуживался к нему.
Космополит, право слово – космополит! Пока там не почествовали его подопечного, до него все не доходило, с кем имеет дело. Нет пророка в отечестве своем, а в не своем тем более. Но что поделаешь, лишенцу Агасферу целый мир пустыня. Вот они поднимаются вдвоем с Нестреляевым на пустынные Голанские высоты, где в вечном напряжении опасности стоят форпостом русскоязычные евреи, и тут плохо ассимилирующиеся, с муками изживающие советское клеймо. Скворцы живут голодно, когда живут в стае. На каждого зубного врача, выражаясь фигурально – не цепляйся к слову, читатель, – приходится по одному пациентскому зубу, а на каждого любителя афер не находится и одного простака.
Наши двое путешественников передвигались не совсем каноническим порядком – ослик впереди росинанта. Понурый Нестреляев думал о том, что евреи привыкли жить средь чужих народов, к добру или к худу, и все их навыки именно для такой жизни. В период пробуждения в России еврейской национальной идеи – как этот древний, усталый от времени народ помолодел, как весь светился, как был хорош. Какую возбуждал зависть Нестреляева. До первого нестреляевского торжества – второго крещения Руси – оставалось еще далеко.
Это было году в 71-м. Нестреляев тогда снимал комнату на Сретенке. Он все скитался по Москве после университетского общежития, то женатый, то разведенный.
Мать в Москву из ссылки не вернулась, у нее уже не было сил, да и некуда было воткнуться. Умерла в Караганде за год до его поступленья в университет. Тогда, в 71-м, к Нестреляеву весенними вечерами приходил его вечный друг Сашка Егупецкий. Нестреляев шел теплыми сумерками с этим своим маленьким агасфером за Маросейку, на Большой Спасоглинищевский, тогда звавшийся улицей Архипова – любоваться молодежными хороводами первых дней еврейской пасхи.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу