Жорж Сименон - Вдова Кудер

В домике у кирпичного завода уже легли спать. Там, наверное, было душно. В двух маленьких комнатках дышали четыре человека, причем от Эжена, как обычно, разило алкоголем.

— Да!

Он сказал «да» после того, как секунду назад сказал «нет». И сделал это сознательно. Он сказал «да», потому что ему больше не хватило смелости лгать, разыгрывать комедию, ложиться спать и обливаться в постели холодным потом в ожидании того, что не могло не произойти.

— Жан! Что ты сказал?

Она прекрасно видела, что он явно не в своей тарелке. Он был слишком спокоен и смотрел на нее отсутствующим взглядом.

— Жан! Ты ее любишь?

— Да.

— И ты спал с ней?

— Да.

Он робко, словно извиняясь, улыбнулся.

— Жан! Это невозможно! Скажи, что это неправда. Жан!

Она отбросила простыню, и Жан увидел ее перевязанное бинтами тело. Никогда еще так резко ему не бросалось в глаза ее волосяное пятно на щеке.

— Не уезжай, Жан! Послушай! Я должна тебе объяснить… Скажи мне… Как это могло произойти?

Почему она так разволновалась? А он сам? Он же, напротив, был абсолютно спокоен! Он замечал все детали в комнате, включая вздувшуюся занавесу, будто за ней кто-то находился. Он встал, чтобы прикрутить фитилек коптившей лампы.

— В сарае… около кроликов…

— Послушай, Жан… Я встану на колени. Ты слышишь? Я приползу к твоим ногам. Я знаю, что я старая женщина, старая лошадь, которой не на что надеяться. Но если бы ты знал… Всю мою жизнь…

Она действительно опустилась на полу на колени.

— Не смотри на меня так. Послушай!

А как он на нее смотрел? Совершенно спокойно, как никогда раньше.

— Обещай мне только больше никогда с ней не видеться. Я заставлю их уехать. Я найду способ, чтобы они уехали.

«Смертный приговор осуществляется…»

По его лицу промелькнула бледная улыбка.

— Почему ты улыбаешься? Неужели я так смешна? Я сделаю все, что ты захочешь. Я отдам тебе… Послушай! Деньги, о которых я говорила… Возьми их. Они твои! Я же тебе говорю… Не улыбайся же!

Он не улыбался. Просто губы сами собой скривились. Наоборот, он был печален и даже угрюм.

Коли уж так получилось, он смирился с неизбежностью происходящего. Стоя на коленях, она обхватила его ногу, в то время как ему слышались чеканные слова:

«Лица, приговоренные к принудительным работам, должны использоваться для выполнения самых тяжелых работ; к их ногам приковывается ядро…»

— Жан! Мне лучше умереть, чем…

Ну конечно! Конечно! Только это ему и осталось сделать. Он давно об этом знал. Это было предусмотрено. Разве это не было самым простым выходом?

«Любое предумышленное лишение человека жизни считается убийством…»

Он ничего не замышлял. Это была не его вина!

— Мне плохо, Жан. Помоги мне встать и уложи меня. Я очень хочу, чтобы ты понял… С четырнадцати лет…

А он?

— Что ты ищешь? Жан! Не пугай меня! Жан! Посмотри на меня. Скажи мне что-нибудь.

— Что сказать?

— Не знаю… Я… Жан!

Он нашел тот самый молоток, который он принес, когда Тати решила расположиться в этой комнате и велела снять полки, на которых хранились фрукты.

— Жан! Умоляю тебя!

Зачем? Все началось снова! Опять и опять! С него довольно!

— С меня довольно! Довольно! Довольно! — вдруг прорычал он. — Ты понимаешь? Вы все понимаете? Хватит с меня!

Он успел стукнуть четыре или пять раз по перемотанному бинтами черепу, прежде чем подумал, стоя над неподвижной Тати, слышали ли у Франсуазы раздавшийся крик. Не выпуская молотка, он подошел к окну. Он увидел, что в домике у кирпичного завода свет погашен. Шел дождь.

Тати несколько раз дернулась и замерла с открытыми глазами. С отвращением он ударил еще пару раз и, вытянув из-под ее головы подушку, закрыл ею лицо. У него дрожали колени, пересохло горло, ощущалась пустота в груди.

Теперь-то он знал Уголовный кодекс. Он с трудом улыбнулся и вполголоса процитировал знаменитую 314-ю статью, которая наделала столько хлопот мэтру Фагоне:

— «Убийство предусматривает смертную казнь, если оно сопровождалось другим преступлением или если до него или после него было совершено другое преступление».

На этот раз ему не придется лгать. Он не возьмет деньги, спрятанные в портняжном манекене.

Кто знает? Может, его опять поместят в ту же камеру?

Зезетта один раз приходила к нему на свидание. Придет ли Фелиция?

Он не стал тушить лампу, спустился вниз и в темноте нашарил на камине спички. Его рука наткнулась на трубку Кудера. Ему захотелось закурить. Но прежде всего нужно было выпить. Его мучили жажда и голод.