Жорж Сименон - Вдова Кудер

— Тати действительно тяжело больна?

— Да… Я не знаю…

На дороге, обсаженной орешником, пахло сырым лесом. Жан иногда пытался вспомнить обрывки своего сна. Фелиция, наверное, удивляется, что он до сих пор не появился. Нужно скорее подоить коров и вывести их на луг. У него не хватило смелости приготовить себе кофе, и он ограничился стаканом белого вина, чтобы хоть как-то освежить горло.

Он помог женщине занести корзины в красный автобус и тупо посмотрел, как он отъехал.

Когда он погнал коров на луг, Фелиция стояла на пороге с ребенком на руках, и ему показалось, что она сделала ему какой-то знак. Он обернулся на окно, в котором виднелась Тати; ее длинные седеющие волосы спадали на ночную рубашку.

Как было бы легко жить на свете во сне! Достаточно лишь…

— Поднимись, Жан!

Он не знал, что почтальон сегодня пришел раньше обычного и уже уехал. Он кричал снизу, а потом звал с лестницы.

— Входи! Я получила письмо от Рене. Хочешь прочесть?

Она была явно озабочена. Ему не хотелось читать письмо, но он взял листок, чтобы не обидеть Тати.

«Дорогая мама!

Скотина старшина опять нашел повод засадить меня под арест, и я здесь совсем подыхаю от голода…»

Почерк первоклассника и множество ошибок.

«Другим, у кого есть жены или подружки в Париже или еще где, присылают каждый месяц не менее чем по тысяче франков, так что они могут регулярно ставить выпивку унтерам…»

— Опять о деньгах! — вздохнула Тати. — В каждом письме он требует денег, но ведь это все равно ни к чему не приведет. Почему ты не садишься? Небось думаешь о чем-то другом? А ты не получил письмо? — Она вернулась к своей прежней мысли: — Только для него я делала все, что могла. Жила хуже, чем рабыня. Всего лишала себя. Только чтобы он не остался без средств. И сколько раз я думала…

Странно, что в этот день, когда Жан чувствовал себя угнетенным и измотанным, ей тоже было грустно до такой степени, что она готова была разреветься.

— Я ведь скопила денег. Они спрятаны здесь, в доме. Причем достаточно много. Двадцать две тысячи франков.

Она пристально посмотрела на него, ожидая реакции, однако он слушал, не вникая в смысл сказанного.

— Я скопила эти двадцать две тысячи по сантиму с тех пор, как попала сюда. Крала у них всех. Обманывала, ловчила. Здесь зажмешь франк, там франк… В общем, незадолго до того, как Рене попался, он… Ты слушаешь меня, Жан?

Он словно очнулся и увидел старика Кудера, бродившего вокруг коров.

— Даже не знаю, зачем я тебе об этом рассказываю. Наверное, потому, что никогда никому не могла этого сказать. Рене был пьян. Он вернулся поздно, за полночь. Он хотел уехать в Южную Америку. Видимо, приятели подкинули ему эту идею.

«Отдай мне деньги! — сказал он. — Тебе они ни к чему, а мне…»

Я не хотела ему отдавать их и пыталась его успокоить:

«Выпей хоть чашку кофе, Рене. Ты не в себе».

«Ты думаешь, я пьяный? Повторяю, мне нужны твои деньги, и я уеду отсюда не позднее завтрашнего утра».

Он принялся перерывать весь дом. Разговаривал сам с собой. Ругался. Я не смела выйти из своей комнаты, и он пришел ко мне.

«Ты мне скажешь наконец, где прячешь кубышку?»

Поверь мне, Жан, он ударил меня. В ту ночь я боялась самого худшего. Я даже подумала, что он может убить.

С трудом мне удалось его выставить и запереть дверь на ключ. Спускаясь, он грохнулся с лестницы, и утром у него на лбу была здоровенная шишка.

Жан прекрасно понимал, что она ему об этом рассказывала не без причины. При этом она пристально смотрела на него, словно держа в голове какую-то заднюю мысль.

— Его без конца наказывают, и я даже думаю, что он вообще не вернется.

Он начал смутно догадываться. Все это как бы означало: а ты-то здесь и никуда не уедешь.

Она вздохнула, попросила воды, и он спустился к колодцу.

— Посиди еще со мной. Вроде на утро срочных дел не осталось. С тех пор как я оказалась в постели, я все время думаю. Дожила вот до сорока пяти лет и целыми днями валяюсь в постели… А раньше, больная или здоровая, работала как лошадь. О чем ты думаешь?

— Ни о чем.

— Ты не жалеешь?

— О чем?

— Ты понимаешь, что я хочу сказать. Кстати, об этих двадцати двух тысячах. Догадайся, где они лежат.

Он вздрогнул и, пожалуй, не захотел слушать продолжения. У него появилось неприятное ощущение, что она его испытывает.

— Ты спишь рядом с ними. Тебе достаточно протянуть руку. Манекен… Видел? Если отвинтить ножку, то будет отверстие. Вот там.

Ну вот! Значит, он не ошибся, когда проснулся среди ночи, не досмотрев столь прекрасный сон? Это началось! Это началось снова!