Леон Юрис - Суд королевской скамьи, зал № 7

— Леди Сара Видман. Очень важная фигура в еврейской общине.

— Кто не слышал про леди Сару и ее благотворительность. Ты собираешься тут с ней переспать?

Он решил принять эту дурацкую игру.

— Здесь слишком тесно, да еще Бен в соседней комнате. Уж если трахаться, то там, где можно вопить, визжать и бегать с голой задницей.

Саманта побагровела и закусила губу.

— Да что ты, Саманта, ведь мы уж сколько лет как разведены. Неужели до сих пор ревнуешь?

— Да нет, просто глупость сказала. Я подумала… Эйб, другого такого, как ты, я не знала. Ведь Бена мы зачали как раз здесь. Я всегда вспоминаю об этом, когда приезжаю из Линстед-Холла. А ты когда-нибудь меня вспоминаешь?

— Сказать правду?

— Не знаю, хочу я услышать правду или нет.

— Если говорить правду, то да. Мы ведь двадцать лет прожили вместе.

— Я очень волновалась, когда узнала, что ты приезжаешь в Лондон, и надолго. Когда мы с Реджи предложили тебе эту квартиру, я уже знала, что буду приезжать в Лондон и просить тебя со мной переспать.

— Господи, Саманта, это же невозможно.

— Да неужели? Мы ведь такие старые друзья. Что в этом плохого?

— А Реджи?

— Он все равно будет меня подозревать и никогда не поверит, что ничего не было. Он такой милый, молчаливый, сдержанный. Если мы сами ему не расскажем, он никогда не заговорит об этом первый.

— Я теперь не сплю с чужими женами.

— Правда? И давно?

— С тех пор, как понял, что от того старика наверху не спрячешься. Рано или поздно за все придется расплатиться. Саманта, прошу тебя, не ставь меня в такое положение, чтобы пришлось тебе отказать.

Он протянул ей платок, и она вытерла слезы.

— Конечно, ты прав, — сказала она. — Откровенно говоря, не знаю, кто мне нравится больше — прежний Эйб или новый.

Леди Сара, в брюках и норковой шубе, приехала на своем «бентли». Шофер нес за ней сумку с едой.

Поварихой она оказалась первоклассной.

Эйб вдруг почувствовал, что ужасно устал. Он положил голову к ней на колени, и она стала нежными, опытными пальцами массировать ему затылок и виски, а потом прилегла рядом с ним. Она уже приближалась к той черте, за которой женщина перестает быть привлекательной, но прекрасно знала, как наилучшим образом распорядиться тем, чем еще располагала. Эйб решил, что эту черту она еще не перешла.

— Господи, как я устал.

— До конца недели еще не так устанешь. Давай на выходные съездим в Париж.

— Не могу. Из Израиля приедут свидетели. Я должен быть на месте.

— Но Париж!

— Вполне возможно, что я и не устою, — проворчал он.

— Не волнуйся так, дорогой. Все пойдет как надо, дай только Томасу Баннистеру взяться за дело.

— Странно, у меня из головы не выходит Кельно. Бедняга, сколько он пережил…

— Это не оправдывает того, что он делал.

— Знаю. Только вот все время спрашиваю себя: а я, попав в эту «Ядвигу», — смог бы я вести себя иначе?

Анджелу разбудили странные звуки. Из ванной доносился хрип, словно кто-то задыхается. Дверь ванной была открыта, и там горел свет. Анджела бросилась туда и увидела, что Адам стоит на коленях перед унитазом. Его рвало. Когда приступ рвоты прошел, она помогла ему подняться на ноги, и он, с трудом переводя дух, прислонился к стене. Она вымыла унитаз, уложила Адама в постель и положила на его холодный и влажный лоб мокрое полотенце. Потом дала ему лекарство и держала его за руку, пока спазмы не прекратились. Из ванной пахло дезинфекцией.

— Я боюсь Баннистера, — сказал Адам. — Он два дня сидит там и не сводит с меня глаз.

— Но это же английский суд. Он не сможет тебя запугать. Сэр Роберт будет следить за каждым его шагом.

— Да, наверное, ты права.

— Ш-ш-ш-ш… Ш-ш-ш-ш… Ш-ш-ш-ш…

Входя в уже хорошо знакомый ему зал суда, Эйб на секунду оказался рядом с Анджелой Кельно и Терренсом Кэмпбеллом. Они обменялись неприязненными взглядами.

— Прошу извинить, — сказал Эйб и протиснулся дальше, где сидели Сара Видман и Шоукросс.

— Они прибудут самолетом из Тель-Авива после выходных, — сказал Шоукросс. — Но Александер сказал, что нам не надо ехать их встречать. Мы увидимся с ними в середине недели.

Баннистер с очень усталым на вид Брендоном О’Коннером вошли в зал вслед за Александером и Шейлой Лэм в ту самую минуту, когда появились присяжные. Две женщины из их числа и один мужчина несли с собой подушки — долго сидеть на жестких деревянных скамьях было не слишком удобно.

— Прошу тишины! — провозгласил судебный пристав.