Леон Юрис - Суд королевской скамьи, зал № 7

— Дело вот в чем, мистер Чернофф. У нас хватает ученых, врачей, естественников, философов, юристов, математиков, музыкантов и сборщиков пожертвований, чтобы укомплектовать любую слаборазвитую страну мира и даже штат Техас. Но тут, по-моему, вот какая штука. Евреи две тысячи лет занимались разговорами, но что-то незаметно, чтобы это существенно укрепило их чувство собственного достоинства. А вот когда несколько тысяч наших людей в Израиле пошли в бой и вправили кое-кому мозги, нас стали уважать. Я хочу, чтобы Университет имени Эйнштейна выставил одиннадцать здоровенных еврейских ребят против команды «Нотр-Дам». Это должны быть такие евреи, которые могут сбить противника с ног, не испугаются силового приема, способны выиграть схватку и заработать штрафной за грубость. Такие евреи, чтобы могли перебросить мяч другому еврею за пятьдесят метров, а тот мог принять пас, когда на нем висят трое зверей-защитников.

Неделями Эйб копался в архивах профсоюза портовых грузчиков, вел дискуссии с социологами о причинах беспорядков, с риском для жизни или кошелька наведывался в гетто на Филмор-стрит, болтался в великосветском клубе «Пасифик юнион», выезжал с полицией на срочные вызовы, валял дурака с битниками, участвовал в демонстрациях в поддержку и против студенческих мятежей. А потом он устраивал себе отдых — пересекал на своем катере бухту и вместе с сан-францисскими рыбаками выходил в море на промысел. По нескольку дней он терпел качку, тянул изо всех сил сети с уловом лосося, отращивал бороду, мочился через борт и пил с итальянцами — все это заряжало его энергией для очередного погружения в работу.

После четырех великолепных дней с холодным пронизывающим январским ветром и сильной зыбью шхуна «Мария Белла II», пыхтя мотором, шла проливом Золотые Ворота навстречу объятьям огромной бухты. Шкипер Доминик протянул Эйбу мешок крабов.

— Если бы моя мать увидела этих крабов, она перевернулась бы в гробу.

— Послушай, Эйб, — крикнул Доминик, — когда ты напишешь что-нибудь про меня?

— Уже написал. Это книжка, в которой всего одна страница. Она называется «Полная энциклопедия итальянцев — героев войны».

— По-твоему, это очень смешно, еврей несчастный? Твое счастье, что у тебя только один глаз.

— На самом деле два. А повязку я ношу из трусости.

«Мария Белла II», качаясь на океанской зыби, сделала крутой поворот перед островом Алькатрас и направилась к волшебному белому городу, поднимавшемуся над морем.

Когда они швартовались, на причале показался отец Доминика.

— Эй! Привет, Эйби. Твоя секретарша, она звонить. Она говорить, ты позвонить ей сразу.

— Милли, это Эйб. Что там случилось?

— Два дня назад пришла телеграмма из Лондона, от Шоукросса. Я не знала, сообщить о ней на шхуну по радио или нет.

— Читай.

— «Поводу холокоста возбуждено дело клевете против автора издателя типографии тчк истец сэр адам кельно бывший врач концлагеря ядвига тчк предмет иска упоминание его на странице 167 тчк девятнадцать лет назад британское правительство хотело выслать кельно но освободило его и позже возвело в рыцарское звание тчк немедленно вышли нам все источники этой информации тчк он требует изъятия книги продажи тчк если не приведешь доказательства нас ждут большие неприятности». И подпись — Дэвид Шоукросс.

Большой Лондон включает в себя, кроме лондонского Сити, еще тридцать два более или менее самостоятельных района — боро, среди которых — бывший городок Вестминстер, бывшая королевская резиденция Кенсингтон и другие столь же известные места.

Лондонское Сити — это крохотная территория в два с половиной квадратных километра, бывшее феодальное владение, расположенное вдоль Темзы между мостами Ватерлоо и Тауэр. Сити автономно и каждый год с большой помпой возобновляет этот свой статус, уплачивая короне взнос в размере шести подков, шестидесяти одного подковного гвоздя, одного топорика и одной алебарды. Когда король или королева намерены вступить на территорию Сити, они должны ждать, пока не получат на это разрешения от лорда-мэра. Многочисленные подобные церемонии, участники которых наряжены в мантии и парики, составляют забавный контраст с девушками в мини-юбках, работающими в банковском квартале.

Границы Сити отмечены особыми знаками, из которых самый известный — изваяние грифона в том месте, где кончается Стрэнд и начинается Флит-стрит. По давней традиции отец обязательно подводил сына к границе и давал ему увесистый шлепок, чтобы он на всю жизнь запомнил ту черту, которую не должен переступать. Эта церемония называлась «отбивание границ».