Леон Юрис - Суд королевской скамьи, зал № 7

И все это время его долг Дэвиду Шоукроссу увеличивался.

Ванесса и Бен приехали в первое же лето. Эйб был им очень рад, потому что уже изрядно устал от страстной любовницы-мадьярки. К счастью, она покинула его, сочтя приезд детей вторжением на ее территорию.

В конце лета Ванесса и Бен откровенно признались отцу, что возвращаться в Англию не собираются.

— Почему? И что скажет ваша мать?

— Ей немного надоела роль заботливой матери, так что она возражать не станет, — сказала Ванесса.

— Брось, Винни, — перебил ее Бен. — Мы хотим остаться, потому что нашли здесь для себя кое-что важное. То, о чем ты пишешь в своей книге, чтобы и другие могли это для себя найти.

Против этого было трудно возразить, хотя Эйб и знал, что Бен хочет учиться на летчика, чтобы поступить в израильскую военную авиацию. Но была и невысказанная причина — Эйб это остро чувствовал: дети не хотели, чтобы он оставался один, когда будет писать книгу. Все подготовительные материалы были уже собраны и обработаны, и чем ближе становился день, когда надо будет сесть и начать писать, тем сильнее росло его беспокойство.

За последующие шестнадцать месяцев Абрахам Кейди написал, переписал и еще раз переписал около двух миллионов слов.

Дэвиду Шоукроссу

Камберленд-Террес, 77

Лондон

15 декабря 1964 года

Дорогой дядя Дэвид,

У меня не очень хорошая новость, хотя, к счастью, все обещает закончиться благополучно. Неделю назад мы нашли отца на пляже свалившимся в обморок от изнеможения. Сейчас он в тель-авивской больнице, где считают, что это был небольшой сердечный приступ. В общем, мы считаем, что получилось даже удачно, потому что это стало для него предупреждением.

Последние три месяца отец лихорадочно писал, почти совершенно отключившись от внешнего мира. Он был просто одержим этой книгой и прерывал работу только тогда, когда переставали слушаться пальцы и отказывала голова. Часто он засыпал прямо за пишущей машинкой.

Мы никогда не забудем этих месяцев. Каждое утро, на закате, мы собирались во дворике у дома, и Ванесса читала вслух написанное за день. Папа слушал, не перебивая, и делал заметки, что надо изменить. В эти минуты мы могли в какой-то мере приобщиться к тем переживаниям, которые его обуревали.

Теперь рукопись готова, за исключением последних трех глав, которые папа хочет переписать. Я посылаю ее, кроме этих трех глав, отдельной бандеролью.

Мой иврит подвигается довольно успешно. Надеюсь, скоро я уже буду знать язык достаточно хорошо, чтобы учиться в летном училище. Ванесса закончила английскую гимназию и, возможно, будет призвана на год в армию. Теоретически она не обязана служить в армии, но я не думаю, чтобы кто-нибудь смог ее удержать.

Пожалуйста, не беспокойтесь об отце. Он в хороших руках.

Привет тете Лоррейн.

АБРАХАМУ КЕЙДИ — КФАР ШМАРЬЯХУ БЕТ — ИЗРАИЛЬ — 15.01.64

РУКОПИСЬ ПРОЧЕЛ ТЧК СЧИТАЮ ТЕБЕ УДАЛОСЬ ТО О ЧЕМ КАЖДЫЙ ПИСАТЕЛЬ МЕЧТАЕТ И ЧТО НЕМНОГИМ УДАЕТСЯ ТЧК ТЫ НАПИСАЛ КНИГУ КОТОРАЯ БУДЕТ ЖИТЬ НЕ ТОЛЬКО ПОСЛЕ ТВОЕЙ СМЕРТИ НО ДО КОНЦА ВРЕМЕН ТЧК ТВОЙ ПРЕДАННЫЙ ДРУГ ДЭВИД ШОУКРОСС

Эйб прожил в Израиле больше года, но ни разу не побывал на кладбище под Хайфой. Только получив телеграмму от Шоукросса, он почувствовал, что вправе наконец посетить могилу отца.

«„Холокост“ вышел в свет летом 1965 года. Мне понадобилась вся моя жизнь, чтобы, выпустив книгу, наутро проснуться знаменитым. Эта книга была написана кровью, и теперь со всех сторон на нее стали слетаться стервятники и паразиты, чтобы ухватить свою долю. Не последним из них был Лу Пеппер, который изъявил готовность не поминать прошлого.

Когда я в начале года сдал готовую рукопись, меня охватило непреодолимое желание вернуться в Америку. Я снял в долгосрочную аренду прелестный домик из дерева и стекла на холмах Созалито с захватывающим дух видом через бухту на Сан-Франциско. Эта тяга обратно в Америку становилась сильнее из года в год по мере того, как меня все больше беспокоило то, что волновало и всех остальных: окажется ли человечество в состоянии и дальше жить на планете Земля?

Многое из того, от чего это зависело, происходило тогда вокруг Сан-Франциско и позволяло в какой-то степени предвидеть будущее остального мира.

В те дни для того, чтобы испортить себе настроение, достаточно было всего лишь подумать о повсеместной порче земли, воды и воздуха, о моральном загнивании, алчности, коррупции и о бесконечном числе других ошибок человечества, которые мы неожиданно остро осознали.