Уильям Тревор - Пасынки судьбы

— Конечно, конечно, — согласился Дайси. — Спору нет.

— Чего ж она не выбрала Генри Дьюклоу? — Отец закашлялся и расхохотался. — Ведь она мота выбрать самого лучшего, а, Генри? Ведь на ней женится любой, на кого она глаз положит?

— Пойду отнесу миссис Эш отбивные, — сказал Дьюклоу и встал из-за стола.

— Генри Дьюклоу такими вещами не интересуется, — засмеялся отец. — Понял, Дайси?

— Отчего же он такими вещами не интересуется? — спросил Дайси (сам-то он всем интересовался).

Дьюклоу подошел к раковине помыть руки. Потом вытер их полотенцем, которое висело на кухонной двери; это было особое полотенце, только для него и для отца.

— А он не из тех, кто женится, — объяснил отец. — Верно я говорю, Генри?

Дьюклоу улыбнулся и молча вышел из кухни. Дайси хотел было что-то сказать, но отец перебил его.

— Генри не из тех, кто женится, — повторил отец и положил кусочек хлеба на тарелку — там оставалось много жира. Он вычистил тарелку хлебом, съел его и запил чаем. Дайси поставил свою чашку на стол и сказал Бриджет, что чай она заваривает — лучше некуда. Во всем городе ни у кого не бывает такого чая, как на этой кухне. Ему хотелось задержаться, повертеться у нас, посмотреть, не случится ли чего: наверное, чувствовал, какая тяжелая атмосфера была тогда у нас на кухне, и удивлялся не меньше моего.

Мама все читала письмо, а отец все смотрел на нее. Неужели он хотел ее задеть? Неужели он нарочно, чтобы ее расстроить, говорил, что Бриджет может женить на себе любого, кого только захочет?

Мама протянула мне письмо, чтобы я передал его отцу. Я успел заметить, что оно от моей сестры Шейлы, которая уже два года как вышла замуж за торговца канцелярскими товарами. Я отдал письмо отцу и стал смотреть, как он читает.

— Ну, дела! — воскликнул он. — Она ребенка ждет!

Когда отец произнес эти слова, я лишь на секунду задумался о том, что они означают. Бриджет, как и полагается, ахнула, а потом все замолчали; отец смотрел на маму. Мама натянуто улыбнулась ему: приличия требовали улыбки, но делить с отцом сколько-нибудь серьезное чувство ей не хотелось.

— Шейла? Не может быть! Прямо не верится! — воскликнул Дайси, разыгрывая изумление. По его голосу было ясно, что письмо известно ему во всех подробностях. Потом он стал говорить, что вот совсем недавно Шейла сама была ребенком. Он говорил и говорил, а его косящие глаза бегали с одного лица на другое. Он был явно заинтригован маминым спокойствием — такие новости, а она ни слова не сказала. Всякий бы разволновался на ее месте, а она — нет, это сразу бросалось в глаза.

Отец попытался восполнить недостаток возбуждения, радостно сообщив, что он никогда еще не был дедом. Мама еще раз ему улыбнулась, а потом, как Дьюклоу, встала и вышла из кухни. Дайси, к великому его сожалению, тоже пришлось уйти.

Бриджет собрала со стола тарелки и отнесла их в раковину. Отец закурил сигарету. Потом он налип себе еще чаю и замурлыкал один из своих мотивчиков — как всегда, фальшиво.

— Ты сегодня тихий, прямо как Генри Дьюклоу, — сказал он мне, и я хотел ответить, что мы все тихие, кроме него самого, но промолчал.

Порою, когда он смотрел на меня, я вспоминал, как однажды он сказал мне, что хотел бы знать, приму ли я лавку, когда вырасту, и стану ли мясником. «Братья твои отказались. Не по душе им такое ремесло», — сказал он беззлобно, но с какой-то грустью в голосе, дружелюбно улыбнулся мне и добавил, что он человек счастливый, что он сам основал свое дело и не хотел бы, чтобы оно погибло. Тогда, помню, у меня вызвала отвращение мысль о том, чтобы целыми днями разделывать мертвых животных, резать на куски кровавое мясо, выискивать почки. Я часто смотрел, как отец работает; он сам хотел, чтобы я смотрел, даже заманивал. «Взгляни-ка, братец кролик, вот на тот кусок печенки для миссис Берк — правда, хорош?!» — кричал он и суетился в лавке, облачившись в белый фартук. Взвешивая клиентам мясо, он часто говорил с ними обо мне и уверял их, что я быстро расту и веду себя обычно хорошо — только иногда забываю, как это делается. «Ты, наверное, будешь мясником, как папа?» — спрашивали меня покупательницы, и каждый раз я чувствовал, что отец напрягается, но не понимал почему. А однажды я увидел, как Дьюклоу делает ту же работу, только по-своему, красиво; с тех пор я стал отвечать, что, возможно, и впрямь стану мясником. Я следил, как работает Дьюклоу, и у меня совсем не возникало ощущения, что он разрезает на части мертвых животных: у Дьюклоу это получалось как-то культурно.