Уильям Тревор - Пасынки судьбы

Городские бакалейщики теперь имели в продаже иностранные сыры на всякий вкус — и бри, и камамбер, и грюйер, предлагался и богатый выбор соответствующих им вин. Шикарный коктейль-холл в «Новом Ормонде» задавал тон: жена адвоката, некая миссис О’Брайен, раз, а то и два раза в год устраивала там приемы — мужу поручала смешивать джин с мартини в стеклянных кувшинах, а сама обносила гостей всевозможными орешками и малюсенькими японскими крекерами. Каноник Келли, как правило, наведывался на эти приемы и самолично убеждался, что все идет чин чином. Не одобрял он только пойло в кувшинах, по-прежнему предпочитая при случае хлопнуть стаканчик ирландского виски.

Лореттские монашки смотрели из окон своих келий на длинные лоснящиеся автомобили с английскими номерами, ветерок доносил до их слуха обрывки английского и американского говора. Матери, отдраив ребятишек, посылали их в гольф-клуб на заработки — пусть подносят мячи. Кондитерские торговали сувенирами. Черным, Пресным хлебом с коринкой из пекарни Мёрфи и Флада не могли нахвалиться. Мистер Хили нанял вдвое против прежнего местных девчонок — в его ресторане не хватало официанток, а зимой 1961 года подрядил рабочих — пристроить новое крыло к гостинице; Манстерско-Ленстерский банк дал ему на строительство ссуду в двадцать две тысячи фунтов.

Но чем больше процветал город, тем сильнее клонился к упадку Карраво. Мидлтонам шел седьмой десяток, с каждым годом им жилось все трудней, и они принимали это как должное. На пару рыскали они по просторным чердакам — крыша их дома давно прохудилась, — расставляя банки из-под краски и цветочные поддоны. По вечерам они ужинали тощими отбивными в столовой, некогда такой великолепной, да и теперь еще по-своему великолепной, если б не запушенная, рассохшаяся мебель да повыцветшие от старости обои. Со стены в передней на них из рамы черного в позолоте дерева взирал отец в мундире ирландского гвардейского полка [70] Один из полков Гвардейской дивизии, сформирован в 1900 году. . Он имел честь беседовать с королевой Викторией, и даже теперь — а им уже шел седьмой десяток — они явственно слышали, как он говорит, что Господь Бог, империя и королева — это триединство дороже всего сердцу каждого честного солдата. В передней висел фамильный герб и вытканный на ирландском полотне крест святого Георгия [71] Червленый крест, изображенный на Британском флаге. .

Сеттер, которого Мидлтоны возили за собой нынче, носил кличку Терлох — они тряслись над ним, понимая, что вырастить еще одного резвого щенка им уже не по силам. Терлоху шел четырнадцатый год, он еле ползал, ничего не видел и почти ничего не слышал. Он не давал им забыть, что старость не за горами, что все труднее ходить за осотом и еженедельно собирать яйца. Они все с большим нетерпением ждали пятниц — им хотелось наведаться к приветливой, компанейской миссис Кьоу, поболтать в гостинице с мистером Хили. Теперь они дольше задерживались у миссис Кьоу и в гостинице, дольше болтались в магазинах, медленнее ехали домой. Они по-прежнему предавались воспоминаниям о былых днях — все более туманным, но тем не менее исполненным горячей преданности, — и, о чем бы они ни говорили: о Карраво, каким он некогда был, и о королеве, которая не раз удостаивала беседы их ветреного отца, — их слушали беззлобно.

Туристов потчевали рассказами о Мидлтонах, и они ахали. Для меня неожиданная радость, говорили многие туристы, что старые раны могут полностью затянуться: вот ведь Мидлтоны не отреклись от своей преданности былому, а в городе их уважают. Когда мисс Мидлтон свалилась с пневмонией в 58-м году, каноник Келли два раза в неделю возил в Карраво цыплят и уток, приготовленных его экономкой.

— У них что на уме, то и на языке, — так говорил каноник о Мидлтонах во всеуслышание и, по слухам, добавлял, что даже самые дикие воззрения не приносят столько вреда, сколько коварство.

— Пусть у нас разные взгляды, но за оружие мы не хватаемся, — возглашал мистер Хили у себя в коктейль-холле, и туристы по большей части отвечали, что иначе и быть не может — недаром же у нас христианская страна. Наезжавшие летом туристы все дивились, как это Мидлтоны могут покупать мясо у человека, который когда-то запер их наверху, а сам устроил в передней засаду английским солдатам. Воистину век живи, век учись — такой вывод преподносили они мистеру Хили.

Размышляя о своей жизни, Мидлтоны нередко втайне признавались, что ее нельзя назвать нормальной. По ночам они — каждый в своей одинокой постели — порой недоумевали, почему сорок восемь лет назад, после смерти отца, они не продали Карраво, почему эти узы оказались такими прочными и почему они вопреки всему старались их укрепить? Уяснить себе до конца почему, они не могли, а обсуждать эту тему избегали. Чутье удержало их в Карраво, чутье подсказало, что уехать отсюда — значит праздновать труса. И все же культ былых дней теперь нередко мнился им не более чем игрой, в которую они играют. А порой им мнилось, что он так же много значит в их жизни, так же важен для них, как жалкие пять гектаров, оставшиеся от поместья, как сама усадьба.