— Я принес вам тут несколько фонарей, — сказал Иегуда, — но если кто-то предпочитает пользоваться свечами, попрошу быть с ними поосторожнее. Не дай Бог, еще что-нибудь загорится.
— А как там снаружи? — спросил кто-то. — Много разрушений?
— Да, и про Амселема расскажи, — послышался еще один голос. — Как он там?
Однако перед тем, как отвечать на вопросы, Иегуда решил нас сначала немного успокоить:
— Прежде всего я хочу сказать, что утром из горсовета привезут и будут раздавать хлеб. Это первое. Второе. К нам сюда лично едет начальник генштаба. И третье. Электрическая компания делает все возможное, чтобы как можно быстрее восстановить освещение. Одним словом, осталось потерпеть совсем немножко и все будет хорошо. Часа через три-четыре уже должны все починить.
По лицам людей я видела, что они готовы поверить абсолютно всему, что скажет Иегуда. «Ты можешь даже приврать, — словно говорили их глаза. — Ври, ври, если хочешь, ничего страшного. Мы все равно тебе поверим, как мы верим тому, кто рассказывает сон».
«Да, да, да, — говорила я ему мысленно вместе со всеми, — сейчас, когда мы уже знаем, что не умерли; сейчас, когда мы сидим тут, свободные от всех своих ссор и забот, долгов, профессиональных обязанностей и домашних заданий; сейчас, когда у нас куча свободного времени, когда время больше никуда не бежит, а сидит тут вместе с нами на матрасе; сейчас, когда мы можем наконец забыть обо всем и представить, что мы исполнители главных ролей в фильме о жизни и смерти; сейчас, Иегуда, мы готовы слушать тебя бесконечно, не прерывая и не вступая с тобой в пререкания, и готовы поверить буквально каждому твоему слову».
Иегуда прокашлялся, погладил бороду, и его красная пещера снова раскрылась. В бомбоубежище воцарилась мертвая тишина. Наверное, такая тишина была перед тем, как Моисей приказал морю расступиться. Может быть, подумала я, Иегуда кашляет потому, что не уверен, стоит ли напоминать нам о том, где мы были и что делали, когда упала вторая «катюша», и что в это время делал он сам? Он же понимает, что слышать это нам будет неприятно, и не хочет, чтобы мы чувствовали себя рядом с ним трусами. Интересно, а когда он пойдет в другие бомбоубежища, он расскажет там о том, что происходило здесь у нас, или нет? О том, как мы стояли возле закрытой двери бомбоубежища и орали, и о том, что он единственный повел себя, как мужчина, и пошел искать ключ? Впрочем, решила я, в конце концов это не имеет никакого значения. Все равно ведь завтра весь поселок будет знать об этой истории, и, когда жена и дочь Коэна вернутся из Беэр-Шевы, им будет стыдно выходить на улицу. А если кто-то из Коэнов из дома все-таки выйдет, люди будут бросать на них косые взгляды и перешептываться. «Смотри, кто идет. Эта та самая, чей муж во время ракетного обстрела взял ключ от бомбоубежища и пошел спать». — «Ой, да никак это дочка Коэна из дома номер 122. Ну этого, который у них бомбоубежище запер». — «Вы только поглядите на него. Из-за него люди чуть не погибли, а ему хоть бы хны».
В конце концов Иегуда, по-видимому, решил, что упоминать об этом здесь не стоит. Вместо этого он вывел нас из бомбоубежища и повел в центр поселка, и мы отправились туда вслед за ним, как будто тоже не боялись ходить по улицам в такую ночь.
— От взрывной волны, — сказал он, — окна супермаркета лопнули, и вся улица засыпана битым стеклом. А вторая ракета разорвалась всего в ста метрах отсюда, может, даже в восьмидесяти. Да-да, не больше восьмидесяти. Во всяком случае, ближе, чем от всех других домов.
Чудищу, которое слушало Иегуду, это явно понравилось. Сейчас, когда оно находилось в безопасности, ему было приятно узнать, что смерть была от него так близко, но каким-то чудом прошла стороной.
— Восстановить центр поселка, — продолжал Иегуда, — будет непросто. Это займет несколько месяцев. Даже в телефонную будку — и в ту осколки попали. Сейчас повсюду полно военных, но утром в супермаркете поставят сторожа, чтобы там ничего не разворовали, и как только станет поспокойнее, сразу начнут ремонтировать. Между прочим, нам страшно повезло, что из-за боеготовности супермаркет был закрыт. Представьте, что бы случилось, если бы вторая «катюша» упала в обычный день — например, вечером в четверг, когда супермаркет битком набит людьми. — Он немного помолчал, давая нам возможность получше представить, что бы тогда было, и сказал: — Хоть убейте, не понимаю, как председатель горсовета всегда ухитряется приезжать на место происшествия первым. Как только что-нибудь случается — не важно где, — он как будто из-под земли вырастает, — и по его голосу было невозможно понять, то ли он восхищается председателем горсовета, то ли его, наоборот, сильно огорчает, что ему никогда не удается за председателем угнаться.
Читать дальше