Иван Клима - Час тишины

— Каждому человеку необходима в жизни уверенность — в этом разницы между людьми нет.

— Но теперь я уж никаких таких мучений не испытываю.

— Ты счастливый.

— Да, — подтвердил Павел. — Честное слово!

— Бывает, и я задумываюсь, чего все-таки мне не хватает, чтобы быть счастливым… Ладно, помолчим, давай играть.

Оба они сделали несколько быстрых ходов; один, чтоб поскорее убежать от каких-то мыслей, другой, чтоб доставить партнеру удовольствие.

— Вот встретились же мы, — сказал потом Алехин, — нашли друг друга, хорошая бригада, я только во время войны понял, что такое хорошая компания. Если уж ничего нет, если кругом горят города и люди живут как мыши и если то, чему ты вчера присягал, сегодня является ложью, то…

Над ними разносилась песня, клубился табачный дым, смех долетал изо всех углов, откуда-то из сизого тумана, время от времени появлялся официант, приносил новое пиво, Шеман тянулся к ним через весь стол: «Ваше здоровье!» Немного пены упало на черного слона, Алехин стряхнул ее на пол, как раз в это время кто-то входил, — и вдруг где-то совсем близко что-то грохнуло, казалось, земля задрожала, а потом на долю секунды воцарилась мертвая тишина. Это было падение чего-то тяжелого — не война ли? — каждый мысленно произнес молитву или проклятие; Алехин поставил фигурку на свое место, медленно повернулся к столу и посмотрел на сидящих:

— Что это?

— Видно, шахта какая провалилась.

Тишина постепенно наполнялась голосами, окликающими друг друга, и вот все выбежали на улицу; широкие ворота, деревянная будка сторожа — все покрывал туман; они снова карабкались по горам песка, потопленный во мгле свет плыл над головами, едва различались силуэты подъемных кранов — неужели это случилось именно с ними.

Потом возникли знакомые контуры и тут же все ощутили острый запах пыли. Павел с удивлением увидел — это продолжалось всего лишь мгновение, как на остановившемся кинокадре, — увидел все и всех в неподвижности: из обрушившейся стены торчала проволока, согнувшийся Алехин словно собирался пасть на колени; часть потолка продолжала висеть над землей, неестественно прогнувшись, Шеман с вытянутой вперед рукой, другая часть потолка уперлась в пол, — молчаливая группа мужчин на куче песка, как хор, собирающийся исполнить хорал, и над всем — желтый холодный туманный свет скрытой от глаз лампы.

Наконец раздался низкий голос Полды:

— Быть нам всем завтра на доске.

— О, мадонна миа!

И снова все пришло в движение — нет, это был не фильм, и даже не сон.

Вдалеке гудел паровоз и громыхал запоздавший подъемный кран, но строительство было безлюдно, только один Михал Шеман оставался здесь.

Он сидел в холодной комнате заводского комитета и пытался нарисовать плакат: «господин в цилиндре удовлетворенно улыбается при виде кучи развалин».

Шеман оставался в комитете часто, и ночные сторожа к нему давно уже привыкли. Дома у него не было, с девушками он встречался от случая к случаю, спешить ему было некуда, а на строительстве он мог поиграть хотя бы в собственную значительность. Всю свою энергию он отдавал рисованию плакатов и выдумыванию «молний». На этом его общественная работа и кончалась, она не приносила ему ни почета, ни власти. Своими картинками, заполнявшими строительство, он старался прогнать чувство разочарования, надеясь, что в один прекрасный день он свое возьмет.

Но сегодня он никак не мог сосредоточиться и рисовал только то, что видел перед собой, — груду бетона, поломанные доски, изуродованные стальные прутья.

На прошлой неделе он повесил большой плакат — пятеро мужчин с лопатами:

Но едва случилась эта беда, как со всех сторон сбежались люди, они ехидно улыбались: оттого, мол, все и произошло, что уж больно они напрягаются! Только и разговоров было вокруг — к чему приводят спешка и соревнование. «Но мы им еще покажем!» — думал он злобно. А в душе был рад, что никому и в голову не приходит подлинная причина катастрофы, известная ему.

Утром Алехина вызвали на следствие, но он ничего не мог предположить конкретного и наверняка никого не подозревал, в то время как семьдесят пять мешков цемента лежали, тщательно прикрытые, на другом конце строительства.

Все ж, наверно, догадаются сделать анализ раствора. Хотя Шеман и не верил в ученость этих умников из лаборатории, эта мысль была ему неприятна.