Рене Баржавель - Дороги Катманду

Он бережно приподнял головку девочки и опустил ее на землю, проделав это так осторожно, что она даже не проснулась.

— Я должен уйти, — обратился он к Патрику.

Встав на ноги, он вышел из освещенного круга.

Старик внезапно замолчал. Потом замолчала женщина. Все молча смотрели в ту сторону, где темнота поглотила силуэт Оливье.

Патрик тоже встал. Он обратился к сельчанам на их языке. Пришедший вместе с ним друг должен уйти. Его призывают другие края. Но он, Патрик, остается.

Оливье взял свой рюкзак, оставленный в джипе, и направился на север по петлявшей между хижинами тропинке. Пока темно, он будет двигаться в этом направлении. Когда рассветет, он сориентируется.

Наткнувшись на лежавшую на дороге корову, он выругался. Он проклинал коров, Индию, весь мир. Разбуженная его шагами курица, спавшая под крышей, закудахтала и снова утихла.

Оливье спустился вниз по склону холма, пройдя между последними хижинами. В темноте перед ним возник чей-то силуэт. Он остановился. Это был Патрик.

— Мне в эту сторону? Я не о шибся?

— Все правильно. Продолжай идти прямо на север. Через один-два дня, в зависимости от того, с какой скоростью ты будешь идти, ты увидишь город. Это будет Мадира. Там проходит железная дорога. У тебя есть деньги на билет?

— Есть немного.

— Поездом ты доберешься только до границы. Дальше, на территории Непала, тебе снова придется идти пешком.

— Ничего, справлюсь, — ответил Оливье. — Мне очень жаль. Конечно, здесь. Но я не могу. Надеюсь, тебе скоро пришлют кого-нибудь на замену.

— За меня не беспокойся, — ответил Патрик. — Держи, ты забыл самое важное.

И он протянул другу фляжку, наполненную водой.

На третий день пути, уже в Непале, он встретил Джейн.

В поезде ему пришлось столкнуться с такой же толпой, как и на городских улицах. Пожалуй, немного лучше одетой, но еще более плотной. В вагонах продолжалась та же повседневная жизнь; можно было подумать, что улицу взяли целиком и поставили на колеса. Он безрезультатно попытался найти сидячее место. В одном из купе женщина варила рис, пристроив небольшой примус на полу между голыми ногами соседей. В соседнем купе невероятно тощий святой, лежавший на сиденье, то ли умирал, то ли уже был мертв, хотя не исключено, что он просто занимался медитацией. Соседи, не обращая на него внимания, громко молились. Палочки, воткнутые в какой-то лежавший на полу предмет из меди, медленно тлели, распространяя ароматы ладана и сандала.

Каждый раз, когда Оливье показывался в открытом проеме очередного купе, глаза всех пассажиров тут же обращались на него. Никакой реакции не проявили только молившиеся и медитировавший святой. В конце концов, ему пришлось устроиться на полу в коридоре, среди других сидевших или лежавших пассажиров. Он прижал к себе рюкзак и задремал. Проснувшись, он обнаружил, что украли деньги, три долларовые бумажки, лежавшие в кармане рубашки. Утешило только то, что в рюкзаке у него было еще долларов двадцать.

На границе с Непалом пограничники пропустили его без каких-либо проблем. Они оказались на редкость любезными. Разговаривая с ним на жутком английском, который Оливье не понимал, несмотря на все знания, приобретенные в школе, они непрерывно улыбались. В его паспорте быстро появилась печать, он подписал какие-то непонятные бланки, отпечатанные на отвратительной бумаге, но так и не понял, какой срок может провести в стране. Обменяв несколько долларов на местную валюту и подписав еще какую-то бумагу, он положил в карман пачку бумажных рупий и пригоршню медяков. Когда он попытался выяснить, как добраться до Катманду, ему что-то долго объясняли, сопровождая слова энергичной жестикуляцией и дружелюбными улыбками. Из всего услышанного понятным оказалось только слово «Катманду». Тем не менее он вскоре оказался по другую сторону границы. Перед ним стояли два автобуса и была видна одна- единственная дорога. Автобусами служили древние, вероятно, столетнего возраста, грузовики, на которые установили будки, расписанные живописными пейзажами и гирляндами цветов, над которыми вдоль крыши тянулся зубчатый деревянный карниз. Оба автобуса были под завязку набиты пассажирами, так плотно заполнившими проходы, что едва не выдавливали друг друга в окна. Мужчины были одеты в рубашки из белого или серого полотна и штаны из такой же ткани, очень широкие в бедрах и узкие ниже колена. На голове у всех были шапочки, белые или цветные. У самых молодых встречались рубашки европейского покроя и пижамные штаны.