Одельша Агишев: Свадьба в Катманду

Их было четверо. Они сидели на жесткой скамье небольшого транспортно-пассажирского самолета, плывущего в глухом, черном небе азиатской ночи, и настороженно молчали. Трое из них не знали друг друга, они были знакомы лишь с руководителем экспедиции профессором Юлиусом Энгельбахом, известным востоковедом-археологом из Берлина. Это он срочными факсами и телеграммами на бланках ЮНЕСКО вытребовал их всех в Дели, кратко объявил каждому, что речь идет об экстренной и не подлежащей огласке работе, что вылетать на место надо немедленно, и в суете сборов даже не представил друг другу. Это было совсем не похоже на обычные международные экспедиции, которые готовятся месяцами, а иногда и годами, но никаких объяснений такой спешке и таинственности Энгельбах не дал, пообещав, что все разъяснится по ходу дела. Теперь, после всех хлопот, он дремал, привалившись к одному из ящиков с наспех собранным снаряжением и подставив свою коричневую, пропеченную солнцем лысину под узкую щель бортового кондиционера.

В отсеке было душно, корпус мелко вибрировал и дребезжал в такт с натужным гулом моторов. Самолет явно видал виды: дюралевые панели стенок и пола потемнели и были побиты самыми разными грузами, кондиционер всхлипывал и шипел.

Прибывший в Дели позже всех и едва не опоздавший к вылету экспедиции Игорь Сабашников примостился на самом краешке скамьи у перегородки. Он ни с кем, кроме Энгельбаха, не успел перемолвиться словом и вообще выглядел ошалевшим от стремительных событий последних дней. Лишь иногда он словно вспоминал что-то и приникал к круглому окошку самолета. То черное и казавшееся застывшим пространство, что лежало под крылом, вряд ли могло чем-то заинтересовать, но он все смотрел, смотрел, ничего не воспринимая и весь уйдя в себя.

…Впервые он увидел ее два года назад в Ташкенте, в институтском бассейне, где проходили соревнования по плаванию. В тот день, легко выиграв свою стометровку, он принял душ, переоделся и, уже уходя, в дверях услышал за спиной взрыв голосов на трибуне. Он оглянулся. Шел очередной женский заплыв, но институтские болельщики почему-то орали и бесновались громче обычного. Кто-то свистел, визжал, гоготал. Заинтересовавшись, Игорь вернулся к бортику бассейна и сразу понял причину эмоций: одна из участниц плыла по своей дорожке совершенно обнаженной. Заслонившись рукой от бьющего в глаза прожектора, Игорь пригляделся внимательнее. Сомнений быть не могло: в голубоватой воде, подсвеченной прожекторами, отчетливо рисовалось скользящее по дорожке тело — тронутая загаром спина с необычайно гладкой, чистой кожей и без всякого намека на лифчик и такие же загорелые, слегка продолговатые ягодицы — без всяких признаков трусов. Вдобавок она плыла как-то по-особому — не поднимая рук из воды и по-змеиному извиваясь всем телом, беззвучно и быстро. Лишь изредка на поверхности воды с плеском мелькали по-детски розовые пятки.

Несмотря на такой неспортивный стиль, она приплыла первой и под рев трибуны легко выскочила на бортик, к стартовой тумбе, где ее уже ждала какая-то девушка, видимо, подружка, быстро накинувшая на нее белый махровый халатик.

— Что это за русалка? — спросил Игорь у стоявшего неподалеку приятеля Марата, тоже аспиранта.

— Да Вика Козырева с первого исторического, — смеясь, ответил Марат. — Отрывная баба. Что, познакомить?

Игорь не мог отвести от нее глаз. Она шла вдоль трибуны, приветственно помахивая рукой, и крик волной катился по рядам. Она действительно была хороша, эта легкая, длинноногая фигурка в сверхкоротком халатике, с тяжелой волной распущенных влажных волос, с блестящими каплями воды на приподнятом лице и как бы летящими в плавной поступи бедрами.

— Как идет, а? Сразу видно, балерина.

— Балерина?

— Ага, — подтвердил Марат. — Она хореографическое училище окончила.

— А как же попала сюда?

— Работу не нашла. Теперь же везде национальные кадры. Вот и решила учиться дальше.

Тут же, у входа в раздевалку, Марат их и познакомил.

— Вика. — Руки она не протянула.

У нее были редкостные, серые, оленьего выреза глаза, гордо посаженная голова, темно-вишневые губы и совершенно удивительная кожа: какого-то присмугленно-розового оттенка, ровная, гладкая, плотная и нежная одновременно.

— Как называется тот стиль, которым вы плаваете, Вика? — спросил Игорь.

— Эн-Эл-О, — отчеканила она.