Одельша Агишев - Свадьба в Катманду

Вот это была ситуация. Игорь заперся в своей комнате в аспирантском общежитии, продумал полночи, после серьезных колебаний плюнул на угрызения совести и решился на ход конем. Через секретаршу приемной, которая уже давно положила на Игоря свой карий глаз, он безо всяких формальностей проник к проректору и с ходу завел речь все о тех же народных традициях и их благотворной воспитательной роли в современной жизни. Услыхав такое, проректор оторвался от бумаг и сразу подобрел. Удобно откинувшись в кресле, он закивал Игорю, подхватил любимую тему и уже приступил к долгому, обстоятельному рассказу о том, как в его семье всегда чтили и чтут все обычаи, традиции и обряды, как он сам их чтит и исполняет, как, опираясь именно на них, он воспитывает своих дочерей в духе девичьей скромности, строгого целомудрия и благородной стыдливости в манерах, поведении, внешнем виде и как… но Игорь вдруг круто повернул беседу на прошлогодний выезд на сбор хлопка, где уважаемый проректор был начальником студенческого отряда, а он, Игорь, — бригадиром истфаковцев и где произошел некий туманный инцидент с одной студенткой местной национальности (тут проректор отвел взгляд и крякнул). Поздним вечером эта студентка была вызвана к начальнику отряда для уточнения сводок о ходе уборки и, уточняя с уважаемым начальником отряда упомянутые сводки, задержалась у него до самого утра (тут проректор крякнул вторично и стал почесывать свой мясистый нос). Все бы ничего, но тут, на ночь глядя, к студентке приехала из соседнего кишлака родная тетя и стала искать племянницу, чтобы проведать ее и заодно проследить за ее поведением, о чем настоятельно просили родители студентки в своем письме из Ташкента (тут проректор стал крякать и скрести нос так активно, словно заболел одновременно ангиной и чесоткой), а разбуженный тетушкой и бывший совершенно не в курсе событий бригадир истфака, то есть Игорь, был вынужден всю ночь угощать ее чаем и объяснять ей всю важность и неотложность ночной статистической работы ее племянницы, без каковой могут исказиться не только показатели работы студенческого отряда, но и вся хлопковая отчетность республики… Так вот, указанная тетушка объявилась теперь в Ташкенте и ходит по городу вместе с родителями студентки в поисках того начальника отряда, который, как им кажется, может объяснить, каким образом в результате работы над сводками у их дочери и племянницы возникла семимесячная беременность. Тут проректор вскочил и забегал по кабинету, крякая и чешась уже совершенно неприличным образом… и Вика осталась в институте со сверхстрожайшим выговором и наипоследнейшим предупреждением, а Игорь взял на себя трудную обязанность следить за всеми дальнейшими передвижениями и действиями семейства упомянутой студентки (которую на самом деле родители еще осенью, сразу после возвращения с хлопка, забрали из института и срочно выдали замуж).

А через несколько дней Игорь столкнулся в институтском коридоре с Викой. Она преградила ему путь и, когда он остановился, сказала ясно и громко:

— Оказывается, в этом городе есть рыцарь. И зовут его Игорь Сабашников. Вот не ожидала.

И он впервые ощутил на себе прямой взгляд ее неотразимых смеющихся глаз.

А потом была посиделовка у друга-приятеля Марата, рядовой выпивон на три-четыре пары с магнитофоном, извергающим сверхритмы, и дружеским общением с перспективой секса. Все было, как обычно, и Игорь уже обсуждал с той самой кареглазой секретаршей проректора, не пора ли оторваться от собутыльников в отдельный полет, как вдруг затрещал звонок и явилась Вика.

— Привет! — сказала она, ставя на стол бутылки с шампанским и окидывая всех смеющимся взглядом.

Она была не одна. За ней в комнату вошел молчаливый, плотный, лобастый мужик с перстнем и наколкой на руке, который уже лет десять числился в заочниках института и которого в последнее время постоянно видели возле Вики.

— Что-то скучно сидите, историки, — произнесла Вика после первого бокала шампанского. — А ну, отодвиньте стол.

И началось. Игорь вроде и сам неплохо двигался, но Вика плясала бесподобно. Еще не было рэпа, этих ритмичных, четких, но все же заученных движений. В моде был «вэйв», где каждый самовыражался, как хотел. Вот Вика и самовыражалась своими длинными ногами, рюмочной талией и высокой, не знающей лифчика грудью так, что Игорь мигом забыл про бедную кареглазую и пустился во все тяжкие.

Заочник не плясал, сидел в углу с рюмкой в руках, вел беседу с Маратом и только изредка поглядывал в сторону вэйвующих.