Юрий Андрухович - Московиада

Тогда снова врывается с молниями второй. И какого мы хрена лысого, кричит, на этого сопляка столько времени тратим? Подумаешь, суперзвезда поэзии! Ты мне лучше скажи, как твоей мамы девичья фамилия! Так и так, отвечаю. Так вот тебе: твой второй дед, мамин отец, тоже военный преступник, в карательных операциях принимал участие, и жив-здоров, до сих пор еще жив; и в гостях ты у него дважды в месяц бываешь, вражье отродье!

А потом — фотография на стол, пред мои очи, а там второй мой дед, молодой, тридцатилетний, в какой-то униформе, дивизионной, может быть.

Что, яблоко от яблони, триумфально говорит второй, отвисла губа! Так вот, суперзвезда наша дорогая, завтра же твоего дедусю любимого заметем. Дело есть, свидетели есть, суд будет! Сколько ему лет, говоришь? Семьдесят четыре? Мог бы еще потоптать землю, конечно, но из-за упрямого внука «вышку» получит. Се ля ви.

И тут впервые не нашелся я, Ваша Милость, что сказать. Только представил себе судебный зал, маму в черной одежде, услышал чей-то механический голос: «Приговор приведен в исполнение». И свою долгую-долгую жизнь с вечной виной в груди.

Давайте, говорю, бумагу. Они чуть не танцевали, хотя внешне были сдержанны. И я написал наипозорнейший в жизни диктант. О том, что «добровольно обязуюсь помогать». Что с целью конспирации буду отзываться на прозвище…

Может, «Рембо», предлагает первый, потому что я, дурак, перед тем ему о своих любимых поэтах рассказал. Нет, отвечаю, не смею поганить любимого имени, не хочу. Так, может, «Артур», подсказывает второй (где-то услышал, сука, что Рембо Артуром звали!). Пусть будет вам Артур. Так и нарисовал.

Что ж, вздохнул с облегчением второй, благодарю, Отто Вильгельмович, наконец вы поступок совершили разумный и правильный, гуманный шаг. Пусть живет себе ваш дедуся дорогой, нужен он нам теперь сто лет! Работать дальше будете с ним, кивает на первого, меня вы не знаете. Главное для вас — привыкнуть и успокоиться. Ведь отныне ваша жизнь станет и богаче, и интересней. Помните — не вы первый, не вы последний. Работа у нас такая!

На этом мы разошлись, хотя перед тем я от первого получил какие-то технические наставления. Если, например, обнаружу на своем почтовом ящике, в левом верхнем углу, маленький меловой кружочек, как дети иногда рисуют, то это означает, что нам нужно встретиться. Я тогда должен ему позвонить и, не называя своего имени, да и вообще любого имени, договориться о встрече в определенном месте.

Но, Отто Вильгельмович, не печальтесь так тяжко, встречаться будем изредка — раз в три месяца, не больше, а что до всего прочего, то будьте себе свободны, творите стихи, слушайте музыку, к слову, можем отличные западные записи для вас доставать, езжайте на отдых, словом, живите и наслаждайтесь! И помните, что отныне вы под нашей постоянной защитой. И — храните в суровой тайне, потому что иначе… Срока давности у нас нет. Но об этом не будем.

Конечно, Ваша Королевская Милость, я и суток не выдержал этого ада адского. Мне казалось, что отовсюду за мной следят, подслушивают из телефонов и вентиляционных люков, ставят под моими окнами подозрительные машины со специальным оборудованием. Только тогда и началось!

Потому что еще и полусловом никого не предав, ничего еще не сделав никому, я уже чувствовал себя Иудой, видел даже засохшие ветки того дерева, на котором, безусловно, повешусь. Скрежетал зубами, как душа адова, и локти кусал. И никакого выхода не видел перед собой.

И уже на следующий день нарушил их указания. Поехал к самому близкому своему другу, и пошли мы с ним далеко в поле, и там я исповедовался во всем, что со мной в последние недели происходило. Подозрительные васильки торчали из травы, как микрофоны. В кроне раскоряченной черешни, казалось, был спрятан радар.

Петр, мой товарищ, помрачнел, когда я все ему до конца рассказал, подумал немного и сказал так:

— Что ты не пришел раньше, когда они еще только крутили тебя? Я бы тебе все объяснил, посоветовал, как быть, что-нибудь мы бы с тобой придумали. Существует одно золотое правило для всех нас: не подписывать ни одной их бумаги. Что бы там ни было, не подписывать! С дедом они просто блефовать могли. Нужно было играть ва-банк. Но теперь уже поздно — ты подписал. Однако нет города без дверей. Тяни время, дури их, делай так, чтобы быть для них неинтересным. Сосредоточься на себе, избегай новых связей и пиши такие стихи, которые все оправдают. Пей, но не теряй головы, потому что они предпочитают не иметь дело с пьяницами — это для них рискованно. Пройдет какое-то время — и они отцепятся, увидев, что с этой коровы молока не будет.