Питер Мейл - Еще един год в Провансе

И верно, принесенный сыр оказался ударным инструментом в сырном оркестре и рефлекторно заслужил еще один стакан вина.

Странная судьба — быть носом. В каком-то смысле неблагодарная доля. Как это ни объясняй — игрой судьбы, природой, генетическим набором, годами тренировки, своевременной встречей на дорогах жизни с pipi de chat и рвотными массами кита, — вы обладаете уникальным, великим дарованием. Ваш нос — один из миллиона, ваши инстинкты, ваш талант позволяют подбирать ингредиенты жидкостей, которые щедро, чуть ли не горстями, швыряют на щеки, легкими касаниями наносят на грудь, которые привычным движением день за днем смачивают кожу за сотнями тысяч ушей. Но под вашими усилиями подписывается кто-то другой: Ив Сен-Лоран, Кельвин Кляйн, Лагерфельд, Мияке, Шанель… но только не вы, не творец. Вы одинокая душа, успешный, но безымянный дух.

Я вообразил встречу с незнакомцем или незнакомкой где-нибудь на приеме или в офисе. Узнав созданный вами аромат, вы приложите определенные усилия, чтобы не прошептать: «А ведь это я создал принятый вами аромат». Хотя, сказав это во Франции, вы мало чем рискуете. Другое дело в Америке. Там привыкли привлекать к ответственности за любую ерунду.

День изобиловал удовольствиями, и особенное доставило мне показанное под занавес письмо главе Версальского университета духов и ароматов. В нем содержалась просьба зарезервировать место для одного из слепых учеников школы запахов, семнадцатилетнего Давида Мори, проявившего неординарное дарование. Ферреро писал, что он « stupefait par l'acuité et la pertinence olfactives » [66] Потрясен острым и точным обонянием (фр.). , проявленным этим молодым человеком. Учитывая столь лестную характеристику профессионала высокой пробы, я предположил, что юный «нос» наверняка отправится на обучение в Версаль.

В прошлое Рождество один из моих друзей, человек экстравагантный и весьма доброжелательный, подарил мне штопор, который определил как в высшей степени технологичный. Очень серьезный агрегат, скажу я вам. Прекрасно сконструированный, с системой рычагов-усилителей, как кажется, гидравлического действия. С гарантией, что перед ним не устоит ни одна самая упрямая и своевольная пробка. Мой друг заверил, что это мечта знатока. Он продемонстрировал конструкцию в действии — и, само собой, пробка вышла неимоверно гладко, штопор оказался шедевром современной алкогольно-инженерной мысли. И все же ни разу после успешной демонстрации действия не беспокоили мы это чудо техники, так и покоится оно в своей коробке, не вытянув более ни одной пробки, забытое и заброшенное, нелюбимое.

Для объяснения этой черной неблагодарности следует обратиться мыслями к летнему ланчу в небольшом деревенском доме близ Авиньона. Я зашел в гости к Режи, доброму другу, любезно взвалившему на себя обязанность моего наставника в застольных удовольствиях. Режи никогда не упускал возможности отметить, что, по его мнению, гастрономические познания англичан сводятся к яичнице с беконом и зрелому сыру стилтон, в остальном же дикие островитяне совершенно не разбираются. Режи не повар, но считает себя gourmet , гурманом, тонким гастрономом, ценителем и исследователем стола и застолья, чутким к нюансам меню и бутылки. Он уверяет, что большую часть своей взрослой жизни провел за едой и питьем, что подтверждают объемы его живота и опыта. Режи также махровый шовинист, он считает, что Франция впереди планеты всей во всем, что заслуживает внимания.

Прежде чем мы приступили к ланчу, Режи решил, что нужно поупражнять вкус — единственное, что он охотно тренирует, — сравнением достоинств двух сортов белого вина из Кот-дю-Рон: молодое «Кондрие» и более зрелое, насыщенное «Эрмитаж». Бутылки предстали перед нами на столе в ведерках-близнецах, поблескивая капельками конденсата. Режи глядел на них, потирая руки, затем принялся поворачивать их в ледяной воде и поиграл пальцами, как пианист, собравшийся ринуться в битву с Бетховеном. Засунув руку в карман, Режи вытащил оттуда штопор и осторожно его открыл.

Изящным заученным движением кисти руки Режи обвел кривое лезвие вокруг горлышка бутылки «Кондрие». Верх капсулы отскочил, отделенный хирургически чистым срезом без затяжек и разрывов. Вытянув из горлышка пробку, Режи поднес ее к носу, понюхал, кивнул. Повторил процесс с «Эрмитаж» и хотел уже сунуть штопор в карман, но я попросил дозволения познакомиться с этим инструментом поближе.