Реймонд Карвер - Если спросишь, где я - Рассказы

— Молчать! — обернулся к Роджеру Берман-старший. — Говорить будешь, когда спросят, сейчас тебя не спрашивают. Гэри, я разберусь с этим. Нет, надо же — срываться среди ночи из-за каких-то двух придурков! А ну, если кто из вас знает, где велосипед, — сказал Берман, пристально глядя на Кипа, потом переведя взгляд на Роджера, — советую выложить все прямо сейчас.

— По-моему, вы нарываетесь, — заметил Гамильтон.

— Да? — обернулся Берман, сдвигая брови. — А по-моему, вам лучше не соваться!

— Роджер, мы уходим, — объявил Гамильтон, вставая. — Кип, ты с нами — или остаешься? — он повернулся к женщине. — Не знаю, что тут можно придумать. Я поговорю с Роджером, но что касается денег — если Роджер приложил руку к тому, чтобы доконать этот велосипед, то треть он заплатит.

— Не знаю, что сказать, — вздохнула женщина, провожая Гамильтона через гостиную. — Я поговорю с отцом Гилберта — он сейчас в отъезде. Посмотрим. Знаете, как оно бывает… Но я с ним поговорю.

Гамильтон подался в сторону, пропуская ребят на крыльцо, и услышал за спиной, как Гэри Берман говорит:

— Он обзывал меня тупицей, слышишь, пап!

— Что? Обзывался тупицей? — услышал Гамильтон голос Бермана-старшего. — Да он сам тупица — ты только посмотри на него!

Гамильтон остановился и произнес:

— Вы всерьез нарываетесь. Может, возьмете себя в руки?

— Я же сказал: не суйтесь! — произнес Берман.

— Иди домой, Роджер. — Гамильтон облизнул губы. — Я сказал — домой!

Роджер и Кип ступили на дорожку. Гамильтон стоял в дверях и смотрел на Бермана, идущего через гостиную вместе с сыном.

— Мистер Гамильтон… — нервно начала женщина, но не успела договорить.

— Ну, что нужно? — рыкнул Берман. — Поберегись, прочь с дороги! — Берман двинул Гамильтона плечом, и тот, отступая, шагнул с крыльца в какой-то куст, хрустнувший под ногами. Он не мог поверить, что до этого дошло. Он выбрался из куста и сгреб стоявшего на крыльце мужчину в охапку. Оба тяжело упали на лужайку, перекатились, Гамильтон прижал Бермана к земле, коленями придавил его локти. Схватив Бермана за ворот, он равномерно начал впечатывать его затылком в землю, а женщина за спиной кричала:

— Боже, да разнимите же их! Кто нибудь! Позвоните в полицию!

Гамильтон остановился.

Берман взглянул на него и пробормотал:

— Слезь.

— Вы целы? — охнула женщина, едва они расцепились. — Боже… — Она посмотрела на мужчин, стоявших в метре от нее, повернувшись друг к другу спиной и тяжело дыша. Ее старшие сыновья топтались на крыльце и глазели; теперь, когда все было кончено, они все еще чего-то ждали, глядя на мужчин, пихая друг друга кулаками под ребра, в грудь, уходя от тычков соседа.

— Эй, живо в дом, — шуганула их женщина. — Не думала, что так все выйдет… — пробормотала она, держась рукою за сердце.

Гамильтон весь вспотел, легкие горели, когда он пытался вздохнуть поглубже. В горле стоял ком, какое-то время он не мог сглотнуть. Он двинулся по дорожке, с одной стороны шел сын, а с другой этот парень, Кип. Он слышал, как хлопнула дверца, завелся движок. Свет фар отъезжающей машины чирканул по глазам.

Роджер чуть слышно всхлипнул. Гамильтон положил ему руку на плечо.

— Я домой пойду, ладно? — пробормотал Кип, и по лицу его потекли слезы. — Отец будет меня искать…

— Извини, — Гамильтон поморщился. — Извини, что так вышло — лучше бы тебе этого не видеть, — сказал он сыну.

Они продолжали путь. Когда дошли до своего квартала, Гамильтон убрал руку с плеча сына.

— А если б он схватился за нож, пап? Или за биту?

— Нет, не стал бы он хвататься.

— А если бы схватился? — спросил сын.

— Никогда не скажешь, что человек сделает в ярости, — пожал плечами Гамильтон.

Они почти дошли до дверей. Сердце забилось, когда Гамильтон увидел свет в окнах.

— А можно пощупать твои бицепсы? — спросил сын.

— Потом, — сказал Гамильтон. — Сейчас иди ужинай — и быстро в постель. И скажи маме — все в порядке. Я посижу немного на крыльце.

Мальчик переминался с ноги на ногу и смотрел на отца, а потом ворвался в дом и закричал:

— Мам, мам!

Гамильтон сидел на крыльце, спиной опершись о стенку гаража и вытянув ноги. Пот на лбу высох. Он чувствовал, как под рубашку забирается холодок.

Однажды он видел, как отец — бледный, неспешно говоривший широкоплечий человек — полез в драку. Дело было в кафе. Противник, с которым дрался отец, батрачил на соседней ферме. Драка была серьезной, и отец, и этот парень здорово наваляли друг другу. Гамильтон любил отца и многое мог о нем вспомнить. Но сейчас в памяти всплыла именно та драка, будто это было самое главное.