Array Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 10

Проверочная группа задание выполнила. Она узнала о судьбе пропавшей разведгруппы. Больше того, как страшное доказательство в партизанский лагерь были доставлены на двух крестьянских телегах все десять разведчиков. Все они были мертвы, тела их страшно изуродованы. О характере этих злодеяний Войцеховский даже по прошествии четверти века не нашел в себе силы подробно рассказать. Только махнул рукой и нехотя пояснил, что пятиконечные звезды, вырезанные на груди мертвых разведчиков, были самыми «гуманными» знаками, оставленными озверевшими нелюдями.

По рассказам ребят из проверочной группы, разведка попала в засаду у лесного хутора. Судя по характеру засады и по тому, что было сделано с мертвыми разведчиками, это было делом рук бандеровских «лесных братьев». Немцы на такое были не способны. Редко видел Войцеховский Ковпака в таком гневе. Редко, а может, и никогда. Обычно сдержанный, Сидор Артемьевич тонко кричал во весь голос:

— Найти! Найти мне этих катюг! Прекратить все операции! Заниматься только этим! Это — приказ!

Как гончие по горячему следу, кинулись партизанские группы в район разыгравшейся трагедии. Вынюхивая, высматривая, выслушивая, пропуская сквозь мелкую разведсеть любую информацию, добытую всевозможными путями, группа Войцеховского вскоре нащупала тоненький путеводный волосок. Установили наименование бандеровского отряда, устроившего засаду, места, где он отсиживался, даже командира.

Стянули поисковые группы в нужный район леса, вырезали охрану, вскрыли замаскированный лаз, закидали подземелье гранатами, кинулись в дымную мглу, выметая автоматными очередями все крысиные закоулки разветвленных ходов. Добрались до центра схрона, где было логово самого «батьки», «друже проводника» или как там еще его называли, и (есть справедливость на Божьем свете) взяли его живым, без единой царапины (всех остальных членов банды положили), выволокли наверх и бросили на широкий пень, как будто нарочно оказавшийся поблизости.

Суд вершили тут же, на месте. В трибунальскую тройку вошли Войцеховский, командир роты автоматчиков и начальник кавалерии. Партизаны, еще не отошедшие от скоротечной схватки, молчаливым кольцом окружили поляну. Процедура суда обещала быть недолгой.

— Фамилия, имя, отчество?

«Батько» молчал. На вид ему было лет сорок. Крепкий, плотный, в распахнутом немецком френче, в «мазепнике» с трезубцем на голове, с подбритыми висками и затылком, он тяжело, неподвижно высился на пне, глядя перед собой белыми от ненависти или от долгого пребывания во тьме глазами. От времени до времени он судорожно, словно бы ему не хватало воздуха, вздергивал верхнюю губу, обнажая ряд зубов в золотых коронках, и тогда казалось, что во рту у него вспыхивает короткое пламя.

— Значит, не хочешь назвать себя? — продолжил допрос Войцеховский. — Ладно, твое дело… Ну тогда, может, покаяться перед смертью хочешь?

— Ты не поп, чтобы каяться перед тобой, — хриплым голосом отозвался «батько», утирая лицо связанными спереди руками. На правом запястье его золотом сверкнули большие часы с браслеткой. — Тоже мне, поп! — он криво растянул лицо.

— А над мертвыми зачем издевались? — все так же спокойно, не повышая голоса, продолжал допрос Войцеховский.

— Живых не было! — отрезал бандеровец.

Партизаны, стоящие кругом, при этих его словах грозно загудели.

— Ну, все понятно, — подытожил Войцеховский. — Ребята, кто там?.. Ведите его…

Петля из красного телефонного кабеля уже болталась на ближнем суку.

— Нет, погоди! — заволновался кавалерист. — Пусть эта псина ответит мне… Ну, пострелял ты наших, пострелял! Ладно, больно, но тут можно смириться. Война! Вы нас — мы вас. Но катовать-то зачем? Зачем звезды вырезать?! Зачем вспоротые животы землей набивать?! Ведь такое ни один фашист не сделает… А тут своих братьев… славян!..

Как будто скрытая до сих пор пружина подбросила и развернула атамана:

— Ты мне не брат, слышь, ты! — оскалясь, закричал он. Казалось, желтое пламя, как из патрубка пулемета, вылетело из его рта в сторону кавалериста. — Ты коммуняка и москаль! Моя б воля… я всех бы вас на корм собакам извел! Не лезьте, не суйте ваши рыла на нашу неньку Украину! Не мешайте пахать нашу ридну землю нашим украинским плугом.

Голос его все тоньшал и дошел наконец до страшного, хриплого визга. Казалось, прорвалась какая-то плотина, и нечеловеческая ненависть мгновенно затопила всю лесную поляну. Кавалерист выхватил из ножен блеснувшую шашку: