— Возьмись за ручки, покрути! — уговаривал меня Николай. — Чувствуешь мощь?! А теперь представь, что ты на мокрой палубе в пятибалльный шторм гонишься за удирающим китом. Промахнуться нельзя! Каждую гранату норвеги продают за валюту. И в такой ситуации ты должен прицелиться живым глазом и… Боцман! — вновь не выдержал он. — У нас еще есть заряды в крюйткамере?
Боцман заметно побледнел.
— Есть, капитан.
— Тащи один сюда! Надо же гостю дать почувствовать, что такое настоящий выстрел из настоящей гарпунной пушки!
Теперь побледнел я. По особому блеску в глазах я вдруг понял, что «за галстуком» у капитана «сидит» не меньше «банки» любимого его армянского коньяку! А проследив взглядом возможную траекторию полета боевой гранаты, я почему-то понял, что она вопьется точно под ватерлинию высящегося перед нами в каких-нибудь сотнях метров высоченного борта флагмана, носящего гордое имя «Советская Украина». Еле-еле вместе с боцманом уговорили мы капитана отказаться от сомнительного, в высшей степени рискованного эксперимента. Я сказал что-то вроде того, что у меня от волнения дрожат руки и что мне необходимо срочно выпить рюмку армянского коньяку.
— Боцман!
— Все готово, капитан! Закуска на столе, горячее на плите! — засуетился боцман.
— Что там на горячее?
— Уха из султанки, на второе — жареная рыба, капитан.
— А?..
— Стоит! Армянский!
— Я надеюсь, не в единственном экземпляре?
— Обижаете, капитан!
Обед в кают-компании китобойца превзошел все ожидания. В Одессу мы вернулись поздно вечером. За рулем черной «Волги» сидел теперь ученик Николая. Тоже гарпунер. На лацкане его пиджака тоже поблескивала Звезда Героя Социалистического Труда.
* * *
К началу осени съемки «Ипподрома» были закончены. В октябре я прилетел в Одессу на озвучение. Управились быстро, чуть ли не за две смены. На третий день утром, доработав кое-какие мелкие остатки, я оказался свободным и решил сходить к морю. Отыскав тропинку, которая начиналась в тылу студии, за старым павильоном, я стал потихоньку спускаться с обрыва в сторону морского берега. Спуск, крутой вначале, постепенно становился более отлогим. Весь обрыв, довольно продолжительный, был засажен молодыми деревцами и кустарником: орехом, белой акацией, кизилом и какими-то еще растениями, называния которых были мне неизвестны. Вокруг было тихо. Стоял один из тех теплых, спокойных дней, какие случаются глубокой осенью на юге. Какая-то благостная тишина была разлита вокруг в воздухе. Никакой даже малый или даже мелодичный звук, вроде птичьего щебета, не нарушал ее. Не было слышно и моих шагов. Я был один. Я был растворен в этом мире тишины, покоя и света. Даже то, что я увидел за поворотом тропинки, не вывело меня из этого состояния.
Там, за поворотом, собственно, ничего особенного и не было. На ровной узкой терраске, срезанной когда-то землеройной машиной при посадке деревьев, на подсохшей, но все еще не утратившей своей зелени травке горел небольшой костер. Пламя лизало повешенный на треноге котелок, и пар, поднимавшийся над ним, говорил о том, что вода в нем вот-вот закипит. Парнишка, сидевший на корточках возле огня, чистил рыбу и укладывал ее рядком на расстеленную газету. На другой газете были разложены мытые помидоры, плети зеленого лука и серый хлеб, нарезанный крупными ломтями. Что-то еще там было нарезано, кажется, колбаса. В тени куста лежали рядком невскрытые бутылки толстого, темного стекла. Очевидно, с местным дешевым вином. А чуть в стороне, в тени другого куста, спали четверо мужиков. В телогрейках, в резиновых сапогах. Похоже, что рыбаки.
Потому, как недвижно, тяжело были разбросаны во сне их руки и ноги, видно было, что они очень устали. Проходя мимо, я замедлил шаги. Мне вдруг захотелось подойти к парнишке, молча присесть на корточки, войти в ритм его неторопливой работы и так и сидеть, не думая о бегущем времени, пропуская сквозь себя тишину и солнечный свет. Это было похоже на чувство, которое захватывает художника, когда среди персонажей картины он, где-то в уголке ее, помещает свой портрет.
Но… увиденное мною создавалось без моего участия, и я прошел мимо, не осмеливаясь нарушить эту хрупкую, вот-вот готовую исчезнуть красоту.
Искупавшись в море, наплававшись до одури в удивительно теплой для этого времени года воде, я не стал возвращаться в город прежней тропинкой, а пошел в гостиницу кружным путем.
* * *
По роду нашей актерской профессии мне часто приходилось бывать во многих городах нашей страны. От больших до не совсем больших и просто маленьких. И у каждого из них свое лицо, свой характер и даже свой гонор. Нет ничего увлекательнее разгадывать незнакомые города, докапываться до их внутренней сути, с тем чтобы впоследствии с полным основанием можно было сказать: «Энск? Да, знаю такой город». Или же: «Энск? Да, бывал там…». Есть разница, согласитесь.
Читать дальше