Лесли Уоллер - Банкир

– Вуди,– прозвучал громкий голос Бэркхардта,– не пора ли перейти в команду классом повыше?

– А разве Чикаго не классная команда? – возразил Палмер.

– Имели ли случайные заметки в прессе последних лет какую-нибудь реальную почву? – ответил вопросом на вопрос Бэркхардт.– Иными словами, не ищешь ли ты более широкого поля деятельности для применения своих сил?

– Не можете ли вы пояснить мне, что имеете в виду под более широким полем деятельности?

– Ты полагаешь, я изложу тебе это по телефону? – парировал Бэркхардт.

Палмер на минуту замолк, забавляясь тем, что беседа их протекала в форме вопросов, на которые ни один из них не получал ответа. Решив, что он и так позволил этой беседе слишком затянуться, Палмер засмеялся и сказал: – Для меня, деревенского простака, вы, нью-йоркские банкиры, слишком хитроумны.

– А ну-ка садись в самолет,– сказал тогда Бэркхардт.– Рейс 17.40, я распоряжусь, чтобы тебя встретили в аэропорту Айдлуайлд…

Ну нет, нечего торопиться, мысленно предостерег себя Палмер и ответил:

– Прямо так, сразу? Нет, Лэйн, у меня тут еще кое-какие дела, даже в моей команде низшего класса.

– Какие еще дела? – спросил Бэркхардт.– Какие могут быть у тебя дела после этого так называемого слияния? Перебирать папки «входящих» и «исходящих»? Я имею в виду действительно серьезное, по-настоящему интересное дело, черт подери!

Выдержав небольшую паузу, Палмер осторожно ответил:

– Право, не знаю. Может быть, это маленькое путешествие доставит удовольствие Эдис.

– Я всегда готов принять ее в свои объятия, но не на этот раз. Ну, а как у тебя со временем завтра?

– Вряд ли я смогу…

– Ладно,– прервал его Бэркхардт.– Самое позднее в пятницу.

Проведешь уик-энд у меня в загородном доме. Идет?

– Идет,– согласился Палмер.– Вы раздразнили мое любопытство.

– Думаю, что мне удастся пробудить в тебе нечто большее, чем любопытство,– ответил Бэркхардт.– Итак, в пятницу, рейс 17.40, Айдлуайлд.– На этом разговор закончился.

Он снова увидел себя в зеркале и вспомнил, какое радостное волнение охватило его после разговора с Бэркхардтом. Он уже знал, что старик намерен предложить ему ответственный пост, достаточно высокий, чтобы возместить ему те годы, которые он провел, работая с отцом. Палмер почувствовал удовлетворение и от сознания, что его намеки на будущие планы, которые у него созревали, возымели свое действие еще до того, как умер и был продан его банк.

Цель, которую он поставил перед собой, была уже близка. Он сидел в своем оффисе, в Чикаго, и чувствовал, как растет в нем напряжение. Тяжелый влажный воздух, казалось, был лишен кислорода. Он задыхался, с трудом вдыхал его оскудевшие струи.

Да, это была победа, настоящая, полная победа. Он освободился от банка, от власти старого отца и теперь с головокружительной быстротой освобождался от Чикаго. Зачем ему понадобилось откладывать поездку до пятницы? Как тягостно теперь дожидаться конца этой недели, отделяющей его от последнего рывка, за которым его ждет долгожданная и полная свобода?

Все еще глядя в зеркало в своем номере в «Юнион лиг», Палмер заметил, как затрепетали у него ноздри, стремясь вобрать в себя как можно больше этого нового воздуха свободы.

Столько лет было загублено на то, чтобы играть роль, предназначенную для Хэнли,– роль правой руки отца, медленно умиравшего от подтачивавшей его изнутри болезни.

– Если это тебя так удручает,– как-то сказала ему Эдис в те первые годы после войны,– скажи отцу, что не можешь заменить Хэнли. Скажи и уйди от него.

– Не могу я этого сделать. Он болен и совсем одинок. Я просто не в состоянии так поступить.

Палмер отошел от зеркала и направился к двери. Он чувствовал себя сейчас так, как это бывало с ним на войне в самые критические моменты. Нужно действовать. Просто поразительно, что он еще не утратил способности действовать, несмотря на эти долгие, бессмысленно загубленные годы после войны, когда каждое решение зависело от старого, сварливого и упрямого человека, наслаждавшегося любым промедлением.

Палмер открыл дверь и зашагал по коридору к лифту. Годы ожидания, казалось, отошли навеки. Он чувствовал себя хозяином своей судьбы, как это было во время войны. В нем поднималось новое для него, необычайно жизнерадостное чувство, создававшее иллюзию возврата к молодости, и отчасти он испытывал даже гордость за то, что смог начать свою жизнь как бы заново.

Ожидая лифта, Палмер старался вспомнить, когда в последний раз он испытывал подобные ощущения – это было пятнадцать лет назад, когда подразделение, которым он командовал, прогрохотало на машинах через Росток по разбитой бомбами дороге, ведущей мимо Грейфсвальда к базе «У-2» в Пенемюнде. Они пробирались по территории, население которой еще не знало о капитуляции, в поисках фашистских ученых, работавших в области ракетостроения, чтобы похитить этих ученых до того, как сюда попадут русские. Над ними низко кружили «фокке-вульфы»…