Эмманюэль Роблес - На городских холмах

Я прислушался. Нигде ни звука. Позади меня, за портьерой — прозрачная, шепчущая тишина сада, дремлющего в лунном свете. Глухая, плотная тишина дома… В комнате горела маленькая четырехламповая люстра.

Все это показалось мне необычным. Я взглянул на женщину. Она все еще стояла. Я резко бросил:

— Садитесь!

Она повиновалась. Мне не хотелось, чтоб она стояла. Выражение испуга уже сошло с ее лица. Она была очень бледна и походила на человека, на которого обрушилось страшное горе. Когда я ворвался в комнату, она что-то писала. Она отбросила ручку, и та покатилась по письму. Я видел пятна на бумаге. Видел все мелочи в этой комнате: маленькие картины, на которых были изображены регата, горы; фотографию девушки, похожей на мадам Альмаро. Я чуть не спросил:

«Это вы?»

У меня болел желудок, ломило виски. Я спросил:

— Где он?

Она не ответила. Может быть, не слышала моего вопроса? Я не мог говорить слишком громко. А что, если Альмаро здесь, рядом? Если он знает, что я здесь? Если он слышит меня? Меня охватило чувство горькой уверенности, что все потеряно. Я как-то сразу ослабел. Слабость голодного человека: та же боль в голове, то же отсутствие мыслей.

— Где он?

Она опять посмотрела на меня обезумевшим взглядом. Теперь она сидела, будто изваяние, втянув голову в плечи, высоко подняв сцепленные руки, как бы боясь, что ее задушат.

Наконец она ответила:

— Он в Шершеле…

— Вы одна в доме?

Она быстро кивнула головой: «Да». Я был настороже. Подошел к двери, выходившей в коридор, прислушался. Сандалии у меня будто налиты свинцом. Когда я проходил по комнате, мне показалось, что я рассекаю свет и словно продираюсь сквозь высоко натянутую паутину. За стенами комнаты царила тишина…

Надо бы подняться на второй этаж. Снова увидеть бюро, зеленую лампу.

Где-то далеко, словно в ином мире, прозвучал долгий зов пароходной сирены, и мне вдруг захотелось уйти, спуститься к темной воде порта…

Я вернулся к портьере.

Женщина не пошевелилась.

— Когда он должен вернуться?

Она устало сложила руки на столе и ответила мне, понурившись:

— Завтра…

Я переспросил:

— Завтра?

Она опять кивнула и с мольбой посмотрела на меня. В глазах ее сверкали слезы. Они ручейками текли по щекам. Я бросил взгляд на письмо. На него только что капнула слеза и расплылась звездным пятном. А что, если убить эту женщину? Задушить. Потом дождаться возвращения Альмаро. Задушить ее так же, как Фурнье задушил своего немца. Но она не сводила с меня глаз, и у меня появилось такое ощущение, будто все это она прочла у меня на лице. Я отбросил прочь эти нелепые мысли. К тому же я был уверен, что не смогу подойти к ней, схватить ее, сдавить горло… Нет, я никогда не смог бы этого сделать.

— В котором часу он должен вернуться?

Ответит она или не ответит? Я взглянул на нее, и во мне снова закипел гнев.

— К одиннадцати, — ответила она.

Снова мелькнула мысль, что все пошло прахом.

Мадам Альмаро понемногу успокаивалась. Она выглядела теперь не такой подавленной. Она сидела, слегка наклонившись вперед, потная и усталая…

Мне вспомнился ее визит ко мне: Какой ты, однако, гордец, мальчик! Откуда-то она вытащила носовой платочек и теперь прикладывала его к глазам, сморкалась. Где-то в доме пробили часы. (Неужели придется ждать до завтра? Тогда Фурнье сказал: Самое тяжелое — это ждать.) Последний удар часов прозвучал с какой-то нарочитой многозначительностью. Двенадцать часов ожидания!

Я почувствовал себя растерянным, как человек, который неудачно пытался покончить с собой. Я злобно прорычал:

— Это вы посоветовали Альмаро прислать ко мне полицию?

Она вскрикнула, прижав к груди руку:

— Я?..

Ее мокрое от слез лицо здорово постарело за то время, что я был в комнате. (Может быть, фотография на задней стене не ее, а дочери?)

— Не считайте меня идиотом. Разве после своего посещения вы не посоветовали мужу сделать так, чтоб меня арестовали? Вы же знали, что я решил его… отплатить ему за все.

Я говорил запальчиво.

Она опустила голову. Я торжествовал.

— Так ведь, да?

Снова она подняла на меня глаза — те самые, что на фотографии.

— Я приходила посоветовать тебе уехать. Я знала: он хочет сделать так, чтоб тебя арестовали.

— Что? Что за чушь вы порете?

Поразительно! Она хотела вырвать меня из когтей своего мужа! Это она-то, которая, казалось, так восхищается им, которая считает его непогрешимым! В памяти, однако, пронеслось воспоминание о нашей первой встрече там, у лестницы, после того, как Альмаро вышвырнул меня вон.