Дженнифер Вайнер - Всем спокойной ночи

— Кстати, он заявил, что прекрасно к ней относился.

— Ну и что? Я тоже прекрасно к тебе отношусь. Это вовсе не означает, что я хочу спать с тобой, а потом убить тебя.

— Это уже кое-что. Информация. И я знаю больше, чем полиция.

Разговаривая с Джейни, я считала подозреваемых на пальцах.

— Могла быть няня, потому что она спала с Филом.

— Или Фил мог нанять кого-нибудь для этого грязного дела, чтобы стать свободным и наслаждаться счастьем с няней, — добавила Джейни.

— Мотив имелся и у Лоры Линн Бэйд — аванс за книгу, — продолжила я. — Или это мог быть Кевин Долан, потому что он любил Китти и не мог ее заполучить.

— Ты пришла к такому выводу только на основании вашей беседы?

— Это предположение. И мог быть какой-нибудь абсолютно случайный псих из Интернета. Выследил ее через Интернет.

— Копай дальше. А у меня дела, — произнесла Джейни и положила трубку, поскольку у нее зазвонил телефон на другой линии.

— Мамочка, — спросила Софи, когда я вернулась к игре, — а кто сделал миссис Кавано мертвой?

— А что, дети разговаривали об этом на площадке?

Она покосилась на меня.

— Нет, мамочка, это ты разговаривала об этом по телефону с тетей Джейни Великолепной.

Я не могла сдержать улыбку.

— Это тетя Джейни попросила так ее называть?

— Она считает, что это ее настоящее имя.

— Тристан говорил об этом, — сообщил Джек баском.

Я попыталась посадить Софи к себе на колени. Совсем как на картинах Нормана Рокуэлла, изображающих матерей-утешительниц. Софи бросила на меня быстрый взгляд, в котором явно читалось «чего-ты-меня-дурачишь». И вывернулась из моих материнских объятий. Я откашлялась.

— Ну да, конечно, миссис Кавано, она умерла, и полиция ищет того, кто это сделал.

— Кто сделал ее мертвой, — сказала Софи.

— Зачем? — спросил Джек, крутя юлу из настольной игры.

— Ну…

Я глубоко вздохнула, и слезы защипали мне глаза. «Была ли она счастлива?» — хотел знать Филипп Кавано.

— Никто пока не знает.

Я торопливо вытерла глаза, надеясь, что дети не заметят.

— А почему ты плачешь? — спросила Софи.

— Потому что все это очень печально.

Сэм протянул мне свою салфетку, а потом уставился на меня большими карими глазами.

— Почему?

— Ну… Она была чьей-то мамой.

Губы у меня дрожали, и слезы подступили к глазам. Что бы я ни думала о Китти — о ее политических взглядах, о ее семейной жизни, о дорогах, которые она выбирала, — то, что я сказала, было правдой.

В ту новогоднюю ночь, после того как мы сбежали из «Ло-Ки-инн», я потащила Эвана вниз по ступенькам в метро, потом в поезд, затем вверх по ступенькам, в наш дом и в лифт.

Все путешествие было, как в тумане — сладостные поцелуи, обрывочные признания: «Ты такая… Не могу поверить… Я хочу… Мне необходимо…»

Его руки скользнули мне под свитер. Я потерлась губами о бледную полоску кожи на затылке под волосами, которую заметила еще во время нашей самой первой встречи. Эван запустил руки мне в волосы, тянул и дергал их, пока они не рассыпались по плечам. Мы не могли насытиться друг другом.

Каждый раз, читая эту фразу в книгах, я усмехалась, но теперь точно знала, что имелось в виду.

— Я давно мечтал дотронуться до тебя, — прошептал Эван, целуя меня в шею в лифте.

Мне показалось, что я вот-вот упаду в обморок — еще одно клише. Чувствовала, что мое сердце расцветает, как цветок. Он думал обо мне, мечтал дотронуться до меня. И если бы весь мир ушел в небытие той ночью, я бы ушла счастливой, зная об этом.

Шатаясь, мы миновали коридор. Я неуклюже искала ключи.

— Похоже, ты пытаешься меня соблазнить, — сказал Эван, когда мы, спотыкаясь, вошли.

Потом его пальто сползло на пол, мои туфли упали. Мы пробирались ко мне в спальню, поскальзываясь, почти падая, ударяясь о стены, зная, что утром будем в синяках, и совершенно об этом не беспокоясь.

Эван рухнул на мою постель и зарылся лицом в подушку. Я прилегла рядом с ним, ожидая, что он повернется ко мне, произнесет мое имя, посмотрит на меня смеющимися глазами, снова поцелует меня и скажет: «Вот и ты, моя единственная». Но Эван молчал. А когда наконец начал издавать звуки, это были отнюдь не признания в любви, произнесенные страстным шепотом. Это был храп.

— Эван? — Я легонько толкнула его локтем.

Я потрясла его за плечо. Храп стал громче. Я нагнулась и поцеловала Эвана в щеку, затем куснула мочку уха. Он не просыпался. Я расстегнула две верхние пуговицы на его накрахмаленной рубашке с защипами, закрыла глаза и постаралась уснуть.