Филипп Майер - Сын

— Что бы ты ни имел в виду, не делай этого. Даже думать об этом не смей.

— Запрети ей приезжать.

— Я ничего не могу поделать.

— Не хочу ничего слышать.

— Кто угодно, только не эта девица, Пит. Я бы не возражал, если бы ты обрюхатил всех мексиканок в городе, потому как хотя инструмент у меня в порядке, но лучшие деньки давно позади, а так я мог бы рассчитывать еще на пару-тройку наследников.

— Мария нам ничем не угрожает, — сказал я.

— Я знаю.

— Тогда скажи Салли, чтоб отстала.

— Знаешь, будь ты команчем, мог бы просто отрезать нос своей Салли и вышвырнуть ее прочь, а потом жениться на этой, новой.

— Ее зовут Мария.

— Но ты, к сожалению, не команч. И должен подчиняться американским законам. То есть сначала избавиться от Салли, а только потом связываться с другой бабой.

— Ты меня пугаешь.

— Это чувство взаимно.

— Твоя жена возвращается?

Бессмысленно отрицать.

— Не переживай из-за нее.

Мария равнодушно пожимает плечами. Видно, что она плакала.

— Я знала, что это когда-нибудь закончится.

— Неправда, ничего не закончилось.

Она отворачивается. Пытаюсь обнять, она вырывается:

— Все в порядке.

— Нет, не в порядке.

— Со мной все будет в порядке.

Догадываюсь, что она обращается вовсе не ко мне.

Когда она уснула, я взял бутылку виски и побрел через чапараль к горе Дог Маунтин — на деле просто большой холм, но зато самый высокий в округе. На вершине его лежит камень, стесанный в виде огромного кресла, взбираюсь на него и устраиваюсь поудобнее. Дом остался в миле позади, там виднеются какие-то огоньки, но остальной мир во тьме.

Постепенно меня охватывает странное чувство. Здесь всегда тепло, и, наверное, люди сидели на этом камне не меньше десяти тысяч лет, ведь отсюда открывается лучший вид на окрестности. Сколько поколений сменилось? Сколько семей родилось и исчезло за это время? А прежде чем появились люди, на этом месте плескал океан, и в глубинах земли покоятся мириады живых существ, обратившихся в камень.

Брат вечно жалел меня, укорял за сентиментальность, а сам проводит жизнь среди бумажек и банковских счетов. Он не чувствует запаха спелого агарито, не видит цветения первых анемонов. Отец, тот замечает все. Но лишь потому, что может это уничтожить.

7 августа 1917 года

Утром явилась Салли. Любезно чмокнула меня в щеку, поздоровалась с Марией.

— Рада видеть вас снова, соседка. — И, расхохотавшись, добавила: — Эта жара вынуждает искать самые неожиданные убежища.

Объявила, что займет спальню в другом крыле, пускай ее багаж туда отнесут.

Мы с Салливаном договорились накануне заняться делами, определить новых работников огораживать участки. Я собрался сказать ему, чтоб ехал без меня, но Мария заверила, что справится, все обойдется.

— Мы с твоей женой должны привыкнуть к одиночеству, в некотором роде. Чем раньше, тем лучше.

Встретив людей, мы двинулись к центру ранчо, объясняя по пути, что нужно сделать. Установить ворота здесь, и здесь, и еще там… за несколько часов я так издергался, что руки дрожали. Сказал Салливану, что должен идти.

У дома припаркован «пирс арроу» Финеаса. Меня охватило дурное предчувствие. Финеас, Салли и отец сидели в гостиной.

Я пробежал по комнатам, окликая Марию, заглянул в кухню, в библиотеку, проверил каждый шкаф. Консуэла меняла постель в моей спальне. Молча. Я спустился в гостиную, эти трое оставались на месте.

— Мария решила вернуться к своим, — сообщила Салли.

— Ее свои — это я.

— Вероятно, она так не считает.

— Если вы что-нибудь сделали с ней, любой из вас, — прорычал я, переводя взгляд с Салли на отца, — я убью вас.

Они переглянулись, в лицах мелькнуло что-то похожее на усмешку. Будь у меня в руках пистолет, они погибли бы на месте. Красный туман перед глазами, я выхватил из кармана складной нож и рванулся к жене.

— Я перережу твою проклятую глотку! — рявкнул я.

Она усмехнулась, но, как только я подступил вплотную, краска схлынула с ее лица.

— А ты, — я ткнул ножом в сторону братца, — ты знал?

— Пит, — успокаивающим тоном проговорил он, — мы предложили ей десять тысяч долларов, чтобы она могла вернуться к кузену в Торреон. И она согласилась.

— Ее кузена убили.

— Значит, там есть другие родственники.

— Где она?

— В автомобиле.

— Сынок, — заговорил отец, — все к лучшему.

Я поднялся к себе в кабинет. Зарядил пистолет, вышел в коридор, но заметил у лестницы темную фигуру — человек словно ждал меня, облокотясь на перила. Присмотревшись, я различил лицо отца, потом черты поплыли, лицо превратилось в мое собственное, а потом еще чье-то.