Филипп Майер - Сын

Летучий Мундир задумчиво склонил голову. Бросил пару слов своим людям. Человек шесть или восемь кинулись вперед и несколькими ударами кинжалов закололи насмерть торгового представителя.

Индейцы хотели разломать орудие на куски, чтоб никто никогда не смог им воспользоваться, но в темноте не разобрались с устройством и просто расколотили его камнями.

Летучий Мундир отвел меня в сторонку, к фургонам, где уже взломали несколько ящиков.

— Тяжелое, но на золото не похоже. Выглядит как мука.

— Это золотой песок, — пояснил я. — Точно золото.

— Много его тут.

— Сколько?

— Сотни таких вот мешочков. По меньшей мере.

В мешочке было навскидку около двух фунтов.

— Закопаем, вернемся за ними позже.

— Зачем?

— Трудно будет увезти все сразу.

Он задумчиво смотрел на меня.

— Что?

— Илай, неужели это оружие тебя ни в чем не убедило?

— Нисколько.

— Думаю, ты говоришь неправду. Ты знал, что такое оружие существует?

— Догадывался.

— То есть знал.

— Я не знал, что их уже начали производить.

— Но ты знал, что рано или поздно бледнолицые получат такое оружие. С которым один человек может убить полсотни.

Я отвернулся, глядя на темную долину внизу, горы вокруг. Мы могли бы поселиться здесь.

— Ах, Илай, в нашем племени почти тысяча женщин, детей и стариков. Когда мы пустились в путь, их защищали две сотни воинов. И этого было недостаточно. Сейчас нас осталось около сорока.

— Это трагедия, — согласился я. — Мне очень жаль.

— Эта трагедия еще страшнее из-за того, что в этой войне мы оказались на стороне проигравших. Мы можем совсем потерять земли, которые нам выделило правительство, их и так было мало, и мы надеялись улучшить свое положение, участвуя в боях. Наша судьба очевидна, достаточно посмотреть на это оружие.

Я пожал плечами.

— А эти люди! Взгляни, какие они сытые, упитанные, какие у них отличные лошади, а мы голодаем, как и наши мустанги. А их снаряжение…

— Так всегда было, — возразил я. — Мы всегда были в худшем положении.

— Мы покончили с войной, — отрезал он. — Прости.

— Это плохое решение.

— Твое правительство не продержится и года, Илай. Вас, бледнолицых, пятеро…

— Уже трое.

— Трое. Мне жаль, что вы потеряли двоих товарищей, но война закончится, и вы трое сможете делать что пожелаете. А я навеки буду заточен в резервации, вместе со всей семьей, расплачиваясь за то, что поддержал неправильную сторону. Как и все мои люди. А они, похоронив своих братьев, возможно, придут к выводу, что лучшим решением будет прикончить вас троих. Потому что вы привели нас под огонь этого оружия и ни слова не рассказали нам о нем, ну и еще потому, что, когда воруют бледнолицые, это нормально — бледнолицым позволено воровать друг у друга, — но если что-то украли индейцы, то это совсем другое дело. Понимаешь? Индейцев, которые украли золото, не простят никогда. Но что поделаешь — нам нужно это золото.

Мне нечего было ответить.

— Это была великая битва, Илай. Последняя, в которой мы победили. Дальше будут только поражения. На твоем месте я убирался бы отсюда как можно быстрее.

— Ты — их вождь.

— В отличие от вас у нас демократия. Каждый человек свободен. Мое слово — это совет, а не закон. — Он ласково похлопал меня по плечу. — Я говорю это, потому что ты лучший из всех бледнолицых, кого я знал. Я рад, что на свете живет такой, как ты.

— Да я и сам рад, — попытался я пошутить.

— Лучше всего, если ты будешь скакать день и ночь без остановки хотя бы несколько дней.

Я развернулся, чтобы уйти. Он упаковывал мешочки с золотым песком в кожаную суму.

— Ты зачарован, Илай, духи хранят тебя. Я понял это с первой нашей встречи. Но это и твое проклятие, — он протянул мне суму.

— Что надумал? — спросил Буск.

Они с Шоуолтером, обшаривая палатки при свете луны, отыскали чистую форму Союза, что было совсем не трудно, федералы погибли в нижнем белье. Форму парни затолкали в свои седельные сумки.

— Мы едем в Калифорнию, — объявил Шоуолтер.

— Я сообщу, что вы погибли в бою.

— Дерьмо, — выругался Буск. — Боям конец. У этих ублюдков в синих мундирах сплошь «генри» и «спенсеры», да в придачу эта чертова автоматическая пушка. Не говоря уже о ботинках янки. Да я бы пришил любого за одни только ботинки.

— А это гребаное золото, — вмешался Шоуолтер. — Нашим ребятам платят расписками, которые превратятся в дым к тому времени, как они доберутся до дома.

— Я полковник.

— Илай, очень скоро мы проиграем величайшую войну в истории; возможно, мы уже ее проиграли, просто новость еще до нас не дошла. Я не хочу угодить в тюрягу к федералам, или чтоб по случаю смутного времени меня пристрелили парни из Местной самообороны, или, хуже того, героически погибнуть в решающей битве за хрен знает что.