Меша Селимович - Избранное

— Это его сын,— смущенно шепнул я Осману.— Пойдем отсюда.

— Погоди, дай послушать!

Он встал за дверью и слушал с напряженным вниманием, нехорошо ощерясь и невнятно что-то бормоча.

— Стыдно так говорить, да? Стыдно делать то, что ты делаешь всю свою жизнь! С тех пор как я себя помню, я не могу от стыда избавиться. Сколько я пролил слез из-за мошенника отца. Ты у меня детство отнял! Говоришь, отец ты мне. Да, к сожалению, отец. Потому я и сбежал из дома, из-за тебя сбежал, стал изгнанником, как и ты, только без всякой своей вины. И теперь, когда я хочу начать новую жизнь, я имею право требовать свою долю.

— Вот тебе лавка, вот дом, приводи жену сюда, будем жить вместе.

— Лучше в Неретву брошусь, чем вернусь сюда.

— Подожди, пока деньги соберу.

— Не хочу ждать, никаких денег ты не соберешь. Продай лавку, продай дом, зачем вам такой большой, купите поменьше.

— На старости лет, сынок, крова родного лишаться? Неужто не можешь подождать нашей смерти? Недолго уж осталось.

— Я ждать не могу, мне сейчас деньги нужны.

— А ты с матерью говорил?

— Я вот с кадием поговорю и через суд взыщу свою долю. А мать увезу в Мостар.

— Ей хорошо со мной.

— С тобой никому не может быть хорошо.

Осман улыбнулся краешком губ и громко затопал ногами, стряхивая снег, чтоб в лавке услышали.

Я было схватил его за руку, хотел удержать, но он вырвался.

В лавке стало тихо.

— Не говори, что мы слышали разговор.

Он вошел в лавку. Неужто скажет? Махмуд — человек непутевый, но гордость у него есть. Даже про сына молчал, чтоб не открывать своего горя.

— Помешали? — спросил Осман, глядя на молодого человека.

— Еще чего! Нет, конечно!

Разумеется, не помешали. Помощь подоспела как нельзя вовремя.

Но Махмуд по-прежнему шарил глазами по лавке.

— Кто это, Махмуд?

— Сын.

— Красивый у тебя сын.

Махмуд растерянно смотрел на нас, гадая, слышали мы их или нет.

Я поспешил его успокоить и перевести разговор на другое. Осман яростно бил сжатым кулаком правой руки по ладони левой — вполне могло случиться, что собственной ладони ему покажется мало.

— Зашли вот повидаться с тобой.

— Спасибо,— пробормотал Махмуд.

— И сказать тебе, что тогда в байрам нескладно получилось,— добавил Осман неправдоподобно ласковым голосом.— Жаль, что не удалось встретиться. Вон Ахмед знает, дел столько навалилось, голову поднять было некогда.

— Знаю, он говорил мне.

Парень повернулся к отцу:

— Ну я пошел!

В словах звучала угроза: я пошел, но скоро ты обо мне услышишь!

И он вышел, не взглянув на нас. Сильного впечатления мы на него явно не произвели, а может быть, он нас сразу сбросил со счетов, услышав, что мы в приятельских отношениях с Махмудом. Жаль было Махмуда, но парня я не осуждал: его жизнь тоже не гладкая стежка.

Махмуду захотелось оправдать поведение сына:

— Женится, не знает куда приткнуться. Сейчас вот только говорили, что мне надо бы продать лавку, а он купит что-нибудь в Мостаре.

О, мука родительская!

— Продавай,— решительно сказал Осман.

— Да вот не знаю, продать тоже нелегко. Как продавать — все дешево, а как покупать — все дорого. И жалко: придешь сюда, сядешь — и вроде бы делом занят.

Внезапно Османа осенило:

— А чего ты сидишь в пустой лавке и воображаешь, что делом занят? Почему и впрямь делом не займешься?

— Стар я, Осман. Чем я могу заняться?

— Знаешь лабаз Шехаги, в котором мы зерно держим? Сможешь записать, сколько мешков зерна принял?

— Как не смогу, конечно, смогу.

— Тогда вот что: доставай мангал и приходи за ключами. Дедо уходит, свою лавку открывает.

Махмуд проглотил слюну, кадык медленно сползал по его тонкой шее, взглянул вопросительно на меня, не шутка ли это, подошел к Осману и остановился перед ним в полной растерянности.

Вот-вот начнет вращать глазами или махать руками, а то и вовсе упадет.

Но нет! Держится молодцом. Взволнован до крайности, однако держится!

Я и сам взволнован. Что это с Османом?

— Если не шутишь,— произнес Махмуд дрожащим голосом, стараясь скрыть свое волнение,— если в самом деле не шутишь… Я, понятно, согласен. Еще бы не согласиться. Если, разумеется, не шутишь… И уж как благодарить тебя, ума не приложу!

— Какие могут быть шутки, какая благодарность?! Я же тебя не муфтием назначаю. А свою лавку продавай!

— Продам. Пойду жене скажу. Сразу же. А дом? Может, и дом продать?

Он уже терял голову.

— Зачем?

— На что нам такой большой? Куплю поменьше.