Джинни Эбнер: Королевский тигр

Служитель поздоровался с ним так, будто ждал его прихода, он уже обо всем знал, отчасти из газеты, отчасти от Йозефа, который, как обычно, пришел в зоопарк, чтобы помогать ему кормить зверей. Рассказ мальчика отличался стоическим безразличием и предельным лаконизмом.

— Отца посадили. Убил там какую-то.

Его это мало огорчало, а вот другое горе тяжко сжимало его сердце. До сих пор отец по воскресеньям навещал мать в сумасшедшем доме и иногда брал мальчика с собой, так как детей без взрослых туда не пускали. Бабка никогда не навещала свою дочь, она заявила, что уже слишком стара для подобных переживаний.

Клингенгаст немедленно вызвался взять мальчика в клинику, чтобы тот увиделся с матерью, к которой, несомненно, был очень привязан, несмотря на состояние ее рассудка. Служитель также захотел пойти, он уже невольно начал чувствовать себя обязанным заменить мальчику отца.

Она больше не буйствовала. Она просто лежала в своем полосатом льняном халате, вялая и апатичная. Она очень располнела, и ее голова казалась теперь совсем маленькой по сравнению с громадой тела. Кожа приобрела оттенок той прозрачной, немного сальной белизны, что свойственна монахиням, чьи лица редко видят солнце и яркий свет дня. В целом же она стала похожа на гигантскую мягкотелую рептилию, колоссальных размеров мокрицу.

Когда Клингенгаст со служителем и мальчиком перешагнули порог палаты, она никак не прореагировала. Она возлежала, опираясь на руку, и длинные, все еще красивые ноги, ниже колена не скрытые больничным халатом, небрежно скрещенные, свешивались над краем кровати. Волосы были спутанными, но все еще блестящими и мягкими. Их крупные кольца легко вздрогнули от сквозняка, когда открылась и снова захлопнулась дверь.

К вошедшим был обращен ее профиль, изогнутый нос, крошечный ротик и с недавних пор располневший, заплывший жиром подбородок, который почти прямой линией переходил в высокую, полную, белую как снег шею; большой миндалевидный, наискось прочерченный на профиле глаз, повторяющий линию высокой скулы, с холодным взглядом василиска под мрачной стрелой удлиненной брови; и шрам, узкий у скулы, как бы тонко прорисованный тушью, спускающийся дальше бугристым извивом вдоль щеки и вниз по шее, и снова узкий и тонко прочерченный, исчезающий между большими грудями.

Это была уже не женщина — здесь было феноменальное существо, жестокая властительница природы. Они замерли, как зачарованные, три странных паломника в святилище змеиной богини, и дышали неслышно.

Внезапно она повернула голову плавным движением, в котором шея как бы не принимала участия, — казалось лишь белая маска этого нечеловеческого лика обратилась в их сторону — и застывший взгляд продолговатых глаз с круглым зрачком устремился словно сквозь вошедших, без искры узнавания, которая означала бы некое признание их реальности. Служитель почувствовал, что вверх по его затылку медленно ползет ужас перед этой бесчувственной огромной куклой.

— К вам пришли, милая фрау Кутиан, — сказал врач, произнеся эти слова громче обычного и с тем наигранным принудительным оптимизмом, который он находил уместным в общении с пациентами.

Она не ответила. Ее застывший взгляд проходил сквозь три стоявшие у двери фигуры и видел вместо них лишь призрачные контуры, не вполне достоверные в своем существовании.

Клингенгаст обернулся к служителю.

— Она не реагирует на слова, — объяснил он. — Она никого не узнает и не разговаривает. Она просто все время лежит вот так, безучастно.

В эту минуту мальчик подбежал к больной.

— Мама! — закричал он, задыхаясь от волнения. — Смотри, мама! Что я тебе принес!

Он вытащил из кармана и протянул ей красное яблоко. Она посмотрела на него отсутствующим взглядом и не подала никакого знака радости или понимания. Тогда он подбросил яблоко вверх, поймал и помахал им перед ее лицом, дразня и маня.

— Мама! — он потянул ее за рукав. — Ну посмотри! Да поиграй же со мной!

И тут лицо-маска постепенно начало оживать, и шрам побагровел, словно новая жизнь забилась там и медленно потекла по жилам всего ее тела, дремлющего в сумраке оцепенения. Вздрогнули длинные ступни и пальцы, грудь приподнялась и задышала глубже. Мальчик схватил яблоко зубами и пустился скакать вокруг кровати, как одержимый, потом одним махом вскочил на нее, запрыгнул на живот матери, уселся верхом и, выпустив из зубов, осторожно уронил яблоко ей на колени, а сам прижался к ней и обхватил ее обеими руками.