Джинни Эбнер - Королевский тигр

Вот и Мелитта такая. Хотя в ее взгляде мельком отразилось неудовольствие, поскольку он собрался уходить, не сказав куда и не приглашая пойти вместе с ним, однако никакого запрета не последовало. «Но чтобы ровно в час к обеду ты был дома!» — только и сказала она и снова скрылась за испещренным печатными буквами газетным листом.

Он нерешительно вышел и остановился у ворот гаража. Хотел ведь просто прокатиться, но она отравила ему радость. Он сложил руки за спиной, приняв, в сущности, неудобную, потому что при этом выпятился живот, но бессознательно позаимствованную им от шефа позу, и зашагал по улице, словно какой-нибудь старый профессор, который решил совершить небольшой моцион перед обедом. Невольно он свернул на дорогу к задним воротам Дворцового парка, вошел и зашагал среди экзотических деревьев и кустов, иногда читая на ходу на табличках их латинские названия, и наконец очутился перед входом в зоопарк.

Фламинго цвели бело-розовыми кустами махровых гвоздик над мелким водоемом с бетонными бортиками. Мимо проплывали черные лебеди, королевские траурные фрегаты. Пронзительные крики попугаев, чьи клетки были вывешены на свежем воздухе, вызвали у него раздражение, как чья-то зловредная выходка. Он, ускорив шаг, миновал вольеры птиц и направился к клеткам хищников.

Служителя он обнаружил на деревянной скамеечке у дверей его квартиры. Служитель тоже сидел с воскресной газетой, но не читал ее, а небрежно держал в одной руке перегнувшийся пополам листок, и его взгляд, минуя газету, с улыбкой блуждал по пестрой толпе. Он сразу узнал доктора и вежливо поднялся, когда тот, подойдя ближе, остановился, явно настроенный на небольшой разговор, который, однако, против ожидания затянулся, потому что между этими людьми, почти ровесниками, независимо от их социальных и духовных различий, с первых же слов установилась та не выразимая речью взаимная симпатия, что возникает почти исключительно между мужчинами, — чувство приязненного партнерства, соблюдающее почтительную дистанцию от всякой доверительности, далекое от той грани, за которой возможна как дружба, так и вражда.

Продолжая задумчивую, прерываемую многими паузами беседу, они вместе направились вдоль аллей, поскольку служителю пора было пройтись по территории с очередным обходом, а доктор заметил, теперь уже вслух, что так или иначе решил совершить небольшой моцион перед обедом и готов составить служителю компанию. Он поинтересовался, как дела у маленького Кутиана, затем подробно и обстоятельно описал безотрадное впечатление, оставшееся у него после посещения дома мальчика.

— Социальная среда! — сказал он, качая головой, и тут же почувствовал раздражение, так как поймал себя на том, что употребил одно из типичных выражений Мелитты и даже ее интонацию. — Жуткие условия жизни, — добавил он уже своими словами. — И что только вырастет из этого ребенка?

— Он трудно поддается дрессировке, уж это точно, — сказал служитель. — Но здесь он на своем месте, и работать ему нравится. Может быть, со временем я выучу его на служителя. Звери его любят.

— Вы принимаете серьезное участие в малыше? — спросил врач. — Тогда позвольте обратить ваше внимание на одну вещь. У меня есть опасения, что у мальчика дурная наследственность. Его мать уже год лежит в нашей нервной клинике.

— Вот оно что! Значит, она… — Служитель покрутил пальцем у виска. — А это излечимо? Вообще, удается в наше время лечить от таких болезней?

— Смотря по обстоятельствам. Есть методы, которые дают высокий процент излеченных.

— Что же это за методы? — спросил служитель из вежливости, желая дать доктору повод поговорить о предметах, в которых тот намного превосходил знаниями своего собеседника.

— Электрошок, инсулиновый шок. Далее, существует возможность применения гипноза. Гипнотический принудительный сон…

— В этом я немножко разбираюсь, — скромно вставил служитель. — Я раньше был укротителем хищников.

Клингенгаст снисходительно усмехнулся, но корректность, которая установилась в их отношениях, побудила и его, со своей стороны, внимательным взглядом и вопросами поощрить служителя к рассказу о его прежней, подлинной профессии.

— Тут тоже есть некоторая связь с гипнозом, — сказал служитель. — Но в состояние своего рода сна наяву приводят не зверей целиком, а только то дикое, что в них есть. Они могут нормально двигаться, есть, прыгать и вообще делать все, как в состоянии бодрствования, но при этом на них как бы надет такой сонный колпак. Ведь чего они на самом деле желают? Быть дикими зверями, иметь свободу терзать и убивать. Вот этого они и не могут. Они забывают, что хотят этого. Это спит. Правда, спит не очень глубоким сном. Заместо этого они становятся покорными и делают то, чего желает дрессировщик.