Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том второй

Скучающие и злые на весь мир парни искали ссоры с местными и приезжими «божьими ворами». Измученные жарой и трауром по разрушению Иерусалима [32] Согласно традиции, семнадцатого тамуза осаждавшим Иерусалим римлянам удалось пробить крепостную стену, в течение трех недель на улицах города шли бои, а девятого ава был разрушен Храм. , набожные обыватели, со своей стороны, горели злобой на безбожников, шлявшихся с наглыми девками днем по лесу, а ночью в высокой траве у реки. И однажды огонь ссоры наконец вспыхнул, причем зажгли его именно те, кто должен тушить пламя, — валкеникские пожарные.

Из-за сильной жары в окрестностях горели леса. Огонь сперва мог целыми днями тлеть в трещинах коры, потом разом охватывал сухие ветви, иногда перекидывался на сырые болотистые участки леса, где должен был вот-вот погаснуть. Только дым еще медленно поднимался к голубому небу. И вдруг начинался ветер, и огонь перекидывался на другой участок. В такое время валкеникским пожарным захотелось провести учения по пожаротушению. Они подожгли поленницу дров недалеко от реки, сбежались с помпами, притащили лестницы, заработали топориками, стали выстреливать струи воды из пожарной кишки и орать:

— Срывай крышу!

— Вали стену!

Стоявшие вокруг валкеникцы постарше сначала шутили, и их колючие слова, как искры, воспламеняли тяжело работавших пожарных. Вдруг, словно по наущению дьявола, ветер поднял пламя, на реку упал его красный отблеск. Женщины с детьми на руках и обыватели, стоявшие рядом, закричали:

— Спасите! Наши деревянные дома сейчас на самом деле загорятся!

Пожарные испугались и едва справились с разгоревшимися поленьями. Распаленные, задымленные и раздраженные провалом учений, они после этого бросились с топориками на стоявших вокруг бородатых евреев:

— Куда вы лезете, дурни?!

А те отвечали им:

— Провалитесь вы сквозь землю со своим театром!

После этого пожарная команда собралась тайно и приготовила план, как поправить свой пошатнувшийся престиж, а заодно отомстить этим сутулым бородачам.

Обыватели в полдень дремали, покачиваясь на скамейках около домов или лавок. Капли пота стекали им за уши и под подбородки. Однако руки не поднимались, чтобы утереть потные лица и согнать с носов мух, монотонно жужжащих, словно в молитве «Шмоне эсре». Жара усыпляла и ешиботников над томами Геморы, из синагоги не доносились голоса. Вдруг раздался звон медных тарелок, отдаваясь гулким эхом. Из бокового переулка от реки вышел, маршируя, пожарный оркестр и повернул к Синагогальной улице. Впереди шел капельмейстер — задом наперед, лицом к музыкантам, и дирижировал руками. Один двигал взад-вперед кулису тромбона, другой работал всеми пальцами, нажимая на клавиши кларнета, третий дул в большую трубу, четвертый бил в тарелки, а еще один, коротконогий, шедший в заднем ряду, лупил по барабану. За оркестром шел пожарный комендант в небесно-голубом мундире и блестящих сапожках, увешанный серебряными шнурами и бахромой, со свистками и медалями. Ремешок фуражки, сдвинутой набок, он пропустил под своим плотным подбородком, как польский улан. За комендантом мерным шагом маршировали парни с квадратными плечами и здоровыми круглыми физиономиями. На головах у них были каски, а на ремнях у бедра висели топорики. У одного была на правом рукаве широкая полотняная повязка с красным крестом. На левом боку у него висела санитарная сумка — чтобы помогать обгоревшим. Каски пожарных и духовые инструменты оркестра искрились на солнце, их медь отражала солнечные лучи. Металлические голоса труб словно побились об заклад с медными тарелками и барабанами, кто из них скорее поднимет на ноги и оглушит все местечко.

Валкеники вздрогнули. Обыватели пробуждались от дремы и пялились в небо, как будто Илия-пророк ехал там на своей колеснице и трубил в шофар, возвещая, что Мессия придет в этом году еще до Девятого ава. Из своего дома из-за дороги выбежал старый резник Липа-Йося в одних подштанниках, в ермолке, усыпанной перьями, и со смертельным страхом в глазах, как будто он ожидал погрома. Увидев пожарных, Липа-Йося прорычал во весь голос отставного резника и кантора:

— Безбожники! В дни траура по разрушению Иерусалима вы расхаживаете с музыкой?! — Его воздетые к небу руки дрожали, как будто из-под его ножа вырвался связанный бык. Однако комендант крикнул своей команде, чтобы старику не отвечали.

— Раз-два! Раз-два! — И вся команда парадным шагом повернула к рынку. Там уже по обе стороны дороги стояли обыватели и ругались. Но музыканты продолжали играть, пожарные высоко поднимали ноги и не отвечали ни слова. Они добились своего. Обитатели местечка видели теперь, что пожарные способны тайно приготовить парад еще лучше, чем учения по пожаротушению. Вдруг оркестр смолк, и вся рота внезапно остановилась.