Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том второй

— За дни моих мытарств я многого насмотрелся, — печально покачал головой реб Дов-Бер, вспоминая, сколько нападок и обид ему пришлось вытерпеть от наревкинских благотворителей.

Есть даже милосердные люди, которые на самом деле являются скрытыми завистниками. Они чувствуют себя неполноценными по сравнению с успешными и талантливыми людьми и поэтому днем с огнем ищут неудачников. Такие фальшиво-милосердные люди постоянно ходят и вздыхают, что весь мир — суета сует и что только то скудное добро, которое они делают, позволяет им оставаться в живых…

Погруженный все время в молчание, лучившееся печалью и похожее на свечу в тумане, создающую вокруг себя круг желтого света, сидел Цемах Атлас, опустив голову на грудь, и слушал. Он знал, что устами реб Дов-Бера-березинца говорят и его собственные обиды и претензии. Но реб Дов-Бер, при всех выпавших на его долю испытаниях и провалах, остался цельным человеком. Он рассорился с раввином и обывателями, но не с Торой. И никогда не отступал от прямого пути. Он должен был бы стать вернувшимся с покаянием, потому что вернувшийся с покаянием — это человек, чья жизнь собрана из обломков и черепков, как расколотый глиняный горшок.

Дверь резко распахнулась, во внутреннюю комнату ввалился Мойше Хаят-логойчанин. У него был такой вид, как будто он только за пару минут до этого вышел с дружеских посиделок и вот снова туда вернулся. Его появление вызывало тихую панику, у ешиботников вытянулись лица. Двое старших перестали раскачиваться и обменялись взглядами с реб Цемахом-ломжинцом, который сидел в унынии. Цемах понимал, что если бы он не присутствовал на этом собрании, логойчанину не хватило бы наглости и, главное, интереса прийти сюда.

Мойше Хаят проворно уселся на свободное место между Реувеном Ратнером и Шимшонлом-купишкинцем. Оба они сразу же отвернулись от него, но Мойше Хаят сделал вид, что не заметил произведенного его приходом впечатления. Понемногу ешиботники начали приходить в себя. Все они понимали, что надо не замечать непрошеного гостя и не выходить из себя из-за него. Реб Дов-Бер некоторое время собирался с мыслями, прежде чем снова заговорил:

— Так о чем мы, господа? Мы говорили о различии между людьми этого света и людьми Торы. Казалось бы, человек, отказывающийся от удовольствий, не может быть добрым и мягким, потому что он постоянно занят самой тяжелой войной, войной с соблазном. Человек духа по своей природе действительно строг, а человек, погруженный в материальное, выглядит веселым, раскованным, выглядит человеком с хорошим характером. Почему же человек этого света должен плохо относиться к другим, если он так хорошо относится к себе? Но доброта светского человека поверхностна. На самом деле по пути к осуществлению своего недостижимого вожделения он растопчет всех и вся. Человек, наслаждающийся радостями этого мира, может быть весьма добродушным, но только после того, как на какое-то время насытится удовольствиями. Однако добродушие отнюдь не всегда означает добро, точно так же, как мудреность совсем не обязательно подразумевает мудрость. А как раз аскет, всю свою жизнь ведущий ожесточенную войну против соблазнов, поможет от всего сердца там, где Тора велит помочь. Он не знает, что значит сдаваться; человек, живущий ради цели, выставляющий самому себе счет, и других не оставит без учета; человек духа умеет давать — где и когда нужно. И этому качеству он научается у Владыки мира, «если Он милосерден, то и ты милосерден» [155] Рабби Моше бен Маймон. Море невухим, 1:54. … Вы хотели что-то сказать, виленчанин? — повернулся реб Дов-Бер Лифшиц к Хайклу, и складочки вокруг его глаз стали жесткими, как веревки.

— Нет, я ничего не хотел сказать, — ответил Хайкл и все-таки выдвинулся вперед. — Если верить этому, то получается, что, кроме людей Торы, весь мир состоит из одних нечестивцев.

— Конечно, это мир, состоящий из одних нечестивцев! — крикнул Зундл-конотопец и посмотрел на реб Цемаха Атласа с упреком за то, что тот не рассказал этого своему валкеникскому ученику.

Но виленчанин терпеть не мог, когда на него кричат, и сразу же ответил:

— Невозможно представить, чтобы человек полностью вылез из кожи и делал добро безо всякой корысти. Даже когда совершающий доброе дело не рассчитывает на почет и вознаграждение, потому что тот, кому он помогает, ранее уже помог ему или может помочь в будущем, — он делает это, чтобы отблагодарить свое везение за то, что не с ним случилась беда. Или же он помогает ближнему из страха, то есть хочет подкупить судьбу, чтобы с ним не произошло то же самое. Или же он делает добро пострадавшему, чтобы потом иметь возможность спокойно наслаждаться жизнью. Есть и те, кто по своей природе просто не могут быть скупыми и каждому дают то, что у них просят. В каждом случае можно искать и найти своекорыстную причину, побуждающую человека творить добро.