Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том второй

Сразу же после ухода ученика глаза Цемаха начали блуждать по синагоге и увидели полтавчанина, стоявшего в одиночестве за бимой. Похоже, что Янкл был в плохом настроении. Он страдал от того, что проиграл войну со старостой благотворительной кассы и к тому же стал отверженным в собственной ешиве.

— Что с вами происходит, полтавчанин?! Вы уговариваете юного паренька, чтобы он помог прогнать старосту от стендера, а потом посылаете его к тому же самому старосте на субботу, чтобы он его вышвырнул? — Цемах развел руки, показывая, насколько он удивлен.

— А почему нет? Пойдя к старосте на субботу, Мейлахка-виленчанин показал образец мужества, — ответил Янкл, и глаза его загорелись под сердито наморщенным лбом. — Танаи ходили по рынку в филактериях во время гонений против иудаизма, когда римляне, да сотрется их имя, пытали за это до смерти. Поэтому мы должны, по меньшей мере, не бояться ходить с кистями видения наружу и не пугаться смеющейся над нами улицы.

— Вы говорите это мне? — посмотрел на него с еще большим удивлением реб Цемах.

— Напоминаю вам ваши речи тех времен, когда я был вашим учеником, — Янкл вытащил свое пальто из кучи одежды, висевшей на перилах бимы. — Тому, чему научился у вас, я учу и моих учеников, но у этого Мейлахки-виленчанина из вашей валкеникской начальной ешивы хватило наглости сказать мне, что реб Цемах Атлас тоже раскаялся в том, что изучал мусар вместо того, чтобы изучать Талмуд и комментарии к нему. Зундл-конотопец, со своей стороны, кричал мне, что я обезьянничаю, подражая вам. Получается, что и младшие, и старшие ученики отрицают ваш путь, а тут и вы сами являетесь ко мне с претензией, что я веду себя так, как меня учили, — сказав это, Янкл сунул ноги в пару своих или чужих потертых галош и, как вихрь, вылетел из синагоги.

Старшим из учеников реб Цемаха был Реувен Ратнер, выделяющийся своими способностями к учебе, добрыми качествами и музыкальностью. Когда он пел, на глазах у него выступали слезы. Излагая какую-нибудь идею, он сгибал и разгибал свои длинные пальцы, словно нащупывал мысли руками. Когда говорил кто-то другой, он слушал с такими сияющими глазами, что в их теплом свете можно было греть руки. Только когда Мойше Хаят-логойчанин проповедовал свои идеи за едой на кухне, Реувен Ратнер улыбался с пренебрежением и одновременно с состраданием. Ему было жаль заблудшего товарища. Это выводило логойчанина из себя, и он начинал говорить как вероотступник, нарушающий заповеди не по небрежению, а назло всем. Тогда Реувен Ратнер переставал улыбаться и тянул себя за длинные мочки ушей, как будто хотел предостеречь свои уши, чтобы они не слушали богохульств.

Несмотря на все достоинства, Реувену Ратнеру не везло с женитьбой. Отцам невест он как раз нравился, но сами невесты обычно думали о том, что скажут их подруги, а девушкам не нравился этот парень с приподнятыми худыми плечами, надутыми щеками и большими, как у татарина, ноздрями. Недавно ему снова предложили хорошую партию. Родителям невесты он понравился, но девица продолжала ломаться. Вот он и сидел подавленный над томом Геморы, изучая ее безо всякой охоты. Разговаривать об этом с товарищами ему было неудобно, но со своим бывшим главой группы реб Цемахом Атласом он пару раз поговорил о том, что он неудачник и что сватовство его всегда заканчивается одинаково.

— Может быть, я должен как раз быть доволен, что мне не везет с женитьбой, потому что из-за этого на мою долю выпадает меньше соблазнов.

И реб Цемах Атлас не знал, как ему оправдаться за то, что невесты ему не отказывали.

Еще больше огорчений доставлял реб Цемаху Атласу его второй ученик, Шимшонл-купишкинец, выросший фанатичным святошей. Он все время изнурял себя постами и другими ограничениями и постоянно бегал окунаться в микву. Раньше Шимшонл брал на себя обет молчания только на месяц покаяния элул, а теперь стал молчать целыми неделями и посреди года. Только его высохшие губы беспрестанно беззвучно шевелились: он шептал про себя заклятия против нечистой силы. Маленький, с водянистыми глазками, с колючей рыжей бородкой и в пожелтевшем арбеканфесе до колен, купишкинец ел не больше птички, и поэтому глава ешивы опасался, как бы тот ненароком не заснул от слабости. Глава ешивы умолял купишкинца, чтобы тот каждый день выходил прогуляться, поговорить немного с обывателями, и о мирских делах тоже. Но купишкинец шептал в ответ, что у него нет на это времени. Он еще не закончил читать «Корбонес» [142] «Жертвоприношения» ( древнееврейск. ) — несколько отрывков из Торы, в которых описывается порядок жертвоприношений в Храме. Читаются во время утренней молитвы. и с чтением ежедневной порции псалмов тоже отстает. Кроме того, он снова должен бежать в микву, ибо утратил ритуальную чистоту. На это глава ешивы говорил, что покаяние через самоистязание — это путь простого человека. Сын Торы искупает свои грехи тем, что сидит и учится. Такова стезя, указанная Виленским гаоном и его учениками. Это особенно верно в нынешние времена, когда поколение слабо, и чрезмерные жертвы на пути служения Господу могут принести больше вреда, чем пользы. Однако Шимшонл-купишкинец даже не слышал толком, что ему говорили. Его губы шевелились быстро-быстро, а из его водянистых глазок выглядывал страх перед нечистой силой, чертями и дьяволицами.