Артем Гай - Всего одна жизнь

— Клавуня, ты что? Обиделась? Ты что, не знаешь меня?

— Знаю, — всхлипывала она, — и ненавижу…

— Ну, вот тебе и раз… — растерянно произнес Власов. — От любви до ненависти и шага не было…

— Оставь меня! — Она резко отстранилась. — Все шутишь, а сам злой!.. — и быстро зашагала прочь.

Власов постоял, посмотрел ей вслед, почесал за ухом, покачал сокрушенно головой, а потом, махнув длинной рукой, зашагал к зданию больницы.

— Власов, милый, где же это вы пропадаете? — встретила его в коридоре Прасковья Михайловна. — Я только что из вашей палаты.

— Прогулял, выходит, обход… — Он, улыбаясь, поглядел на часы. — Что это вы сегодня так рано отоперировались? Мало было сослуживцев? Меня бы взяли.

— Не торопитесь. Чем лучше подготовитесь, тем надежнее будет.

— Надоело, честно говоря, лежать. А потом, я слыхал, вы в отпуск уйдете. Скоро ведь?

— Ничего, другие останутся.

— Э, нет! Я только вам доверяюсь. Вы мое нутро уже знаете, а я вас знаю.

— Спасибо… Но я все же… наверное, не успею прооперировать вас.

— Я могу и подождать! — весело тянул рот до ушей Власов. — Я человек верный…

— Я знаю это. И люблю вас. И очень хочу, чтобы у вас все было хорошо… — взволнованно сказала Прасковья Михайловна и быстро пошла по коридору.

Власову было жаль ее. Такая неприятная история с переливанием! Да еще квартирные неурядицы… Ну вот, разве же это справедливо — ему, одинокому, дают квартиру, которая, в общем-то, ему и не очень нужна…

В ординаторской царил беспорядок, обычный для операционных дней. На столах громоздились не обработанные еще истории болезней, на спинках стульев, на шпингалетах окон, на диване были развешены или просто брошены рубахи, халаты, галстуки… Герман окончил свои операции раньше. Теперь он записывал с Лидией Антоновной, взявшейся ему помогать вместо ушедшей на обход Прасковьи, протоколы операций. Лида была в их бригаде анестезиологом. Диктуя, он писал в истории, а она — в операционный журнал.

— Медленнее, Герман Васильевич! Я пишу крупнее и разборчивее, и мне нужно, естественно, больше времени, — протестовала Лида, стряхивая пепел с сигареты в пепельницу.

— Где вы застряли? — терпеливо спросил Герман.

— Как неуважительно! Я остановилась на червеобразном отростке. Что с ним?

— «…червеобразный отросток длиной десять сантиметров, спаянный…» — повторил медленно Герман.

— Ну, спаянный… Дальше! Вы замечали, что диктуете страшно неритмично?

Герман рассмеялся:

— Вы просто невыносимы, Лидия Антоновна.

— Вот это уже лучше. А если бы вы назвали меня Лидой, это было бы замечательно. Я готова уже заняться стенографией.

После случившегося вчера Герман чувствовал себя наедине с нею еще более скованным и неестественным, чем обычно.

— Как вы насчет стенографии? — напомнила Лида.

— Это лишнее, — сказал он спокойно.

— А что нужно мне предпринять, чтобы стать ближе вам? — серьезно спросила она, гася сигарету и не отрывая от него взгляда.

— Наверное, это вообще не нужно, — тихо ответил он.

— Нет! — Лида легко поднялась. — Не смей так говорить! Неужели ты не видишь, что мы нашли друг друга? И может быть, всю жизнь искали… — неожиданно страстно заговорила она. — Я ночь думала об этом… Пока мы идем инстинктивно, как звери, но ведь мы и не запрограммированные машины. Я знаю, что говорю… Ну, поверь мне, прошу! — Она умоляла и требовала. И вдруг улыбнулась: — Пойдем сегодня в кино…

Он смотрел на нее, не узнавая. Страстная тяга к счастью сквозила во всех словах, движениях, поступках этой женщины, естественная и нередко так тщательно скрываемая людьми тяга.

— Пойдем, — сказал он, и это было как во сне, который вдруг приоткрывает в тебе нечто, долгие годы скрытое и необходимое…

— Ну вот, — с облегчением вздохнула она. — Все будет хорошо…

В ординаторскую шумно ввалились Кирш и Валентин Ильич. Распаренные, в полотняных штанах и рубахах без ворота, они походили на поваров, только что отошедших от горячей плиты.

— Ну и отросток, черт его побери! Уполз к самой печени, пришлось расширяться, — сказал Кирш, направляясь к телефону. Поставил на Германов стол широкие локти, стал набирать номер. Так приятно было после операций согнуться!

Валентин Ильич взял из своего халата, висевшего на окне, сигареты, сел на диван и закурил.

— Алло, девушка! Это роддом?.. Какой магазин?.. — Кирш постучал по рычажку, снова стал набирать номер. — Как хорошо оперировать, когда параллельно идет лекция! Тишина, покой… Алло! Справочная?