Сегодня, когда я поднималась с постели, меня впервые за всю мою долгую жизнь подвели силы. Так странно чувствовать, что тело разваливается, притом что ум продолжает разрабатывать разные планы. С помощью служанок я оделась, чтобы идти к мессе, куда я хожу каждый день, потому что мне нравится начинать день с приветствия Деве Заступнице, у которой теперь есть собственная церковь и изумрудная корона. Ведь у нас с Девой такая давняя дружба! Я стараюсь ходить на первую, самую раннюю мессу, к которой приходят бедняки и солдаты, потому что в этот час свет в церкви такой, будто падает прямо с небес. Лучи утреннего солнца проходят через высокие окна и пронзают пространство церкви, как копья, освещая святых в нишах, а иногда и духов, которые меня окружают и прячутся за колоннами. Этот час так тих, словно специально создан для молитвы. Нет ничего более таинственного, чем момент, когда хлеб и вода превращаются в плоть и кровь Христову Я за свою жизнь присутствовала при этом чуде тысячи раз, но оно все так же удивляет и волнует меня, как в день первого причастия. Я не могу сдержаться и всегда плачу, когда получаю облатку Пока я в состоянии передвигаться, я буду продолжать ходить в церковь и исполнять свои обязанности: заботиться о больнице, о бедняках, о монастыре августинок, о постройке скитов, о своих имениях и писать эту хронику, которая, быть может, выходит длиннее, чем должно.
Я все еще не чувствую себя поверженной старостью, хотя, надо признать, я стала неуклюжей и забывчивой и уже не могу хорошо делать то, что раньше выходило у меня само собой. Время еще не победило меня. Я не перестала следовать старой привычке тщательно мыться и одеваться: хочу до конца оставаться верной своим земным правилам, чтобы Родриго встретил меня чистой и элегантной, когда мы воссоединимся в ином мире. Мне не кажется, что семьдесят лет — это слишком много… Если бы мое сердце выдержало, я могла бы прожить еще лет десять; тогда бы я снова вышла замуж, потому что мне, чтобы жить, необходима любовь. Я уверена, что Родриго понял бы меня, как поняла бы его я, если бы он так поступил. Если бы он был рядом со мной, мы бы наслаждались друг другом до конца своих дней, спокойно и неспешно. Родриго боялся, что настанет момент, когда мы не сможем больше заниматься любовью. Думаю, на самом деле он боялся только быть смешным: у мужчин это дело всегда связно с гордостью. Но ведь есть множество способов любить друг друга, и я бы сумела выдумать что-нибудь, чтобы мы, даже состарившись, продолжали шалить в постели, как в лучшие времена. Мне не хватает его рук, его запаха, его широкой спины, его мягких волос на затылке, прикосновения его бороды, его дыхания около моего уха, когда мы обнимались в темноте. Мне так нужно прижимать его к себе, лежать рядом с ним, что иногда не сдержать хриплого крика. Где ты, Родриго? Ты мне так нужен!
Утром я оделась и вышла на улицу, несмотря на то что чувствовала глубокую усталость в костях и в сердце оттого, что сегодня вторник и мне нужно идти навещать Марину Ортис де Гаэте. Служанки носят меня к ней в портшезе, потому что она живет недалеко и нет смысла закладывать карету. На показную роскошь в этом королевстве смотрят косо, и я боюсь, что карета, которую мне подарил Родриго, грешит излишней пышностью.
Марина несколькими годами моложе меня, но рядом с ней я чувствую себя девчонкой. Она превратилась в педантичную и уродливую ханжу, да простит Бог мой дурной язык. «Приставьте стражника к губам, матушка», — со смехом советуешь мне ты, Исабель, когда слышишь от меня такие вещи, хотя, подозреваю, мои глупости забавляют тебя; кроме того, доченька, я заслужила себе право говорить то, что другие сказать не осмеливаются. Морщины и жеманство Марины в некотором роде радуют меня, но я борюсь с этим дурным чувством, потому что не хочу пробыть в чистилище дольше положенного. Мне никогда не нравились такие болезненные и слабохарактерные люди, как эта женщина. Но мне жаль ее: все ее позабыли, даже родственники, которых она привезла с собой из Испании и которые сделались процветающими жителями Сантьяго. Но их я не очень виню, потому что эта добрая сеньора смертельно скучна. По крайней мере, она не бедна и вдовствует достойно, хотя это, конечно, слабое утешение после печальной жизни покинутой супруги. Интересно, чем занимается наедине с собой эта несчастная женщина, которая ждет моих визитов так жадно, что начинает хныкать, стоит мне немного задержаться. Мы выпиваем по чашке шоколада — я изо всех сил стараюсь подавить зевоту — и разговариваем о том единственном, что нас объединяет, — о Педро де Вальдивии.
Читать дальше