Снова сыпал снег, но теперь уже как-то вяло, словно истощив все силы накануне. Ветра почти не было. Покрывшее город белое одеяло становилось все толще и пышней. В дверях клуба Макэлпин остановился. Он никак не мог заставить себя уйти. Что-то властно удерживало его. Он чувствовал, что должен дождаться ее, что нельзя оставить ее здесь одну. И это чувство приводило его в смятение. Наконец он нехотя поплелся по улице и, пройдя через тоннель, вышел на Дорчестер-стрит, мерцающую розовым неоном реклам. На углу он снова остановился и некоторое время наблюдал за работой снегоочистительных машин. Две маленькие машины, как танки, двигались по тротуару, сгребая на мостовую снег, где его через широкую трубу всасывала в свое огромное чрево другая машина. Танки рвались вперед, в трубе завывал ветер, и Макэлпину казалось, что он наблюдает за какой-то крупной военной операцией. Вскоре плечи его засыпало снегом. Неожиданно один из танков грозно двинулся прямо на него. Макэлпин отпрыгнул в сторону, а веселый парень за рулем крикнул: «Домой пора!» Но он продолжал стоять на тротуаре. Мирная, чарующая, незапятнанная белизна окутанного снегом города укрепила его веру в Пегги. Он даже не взглянул на черный барьер горы. За снегопадом его почти не было видно. Он не хотел его видеть.
Макэлпин собирался встать попозже, но проснулся, как обычно, в семь с ужасной головной болью. В окно, которое он оставил приоткрытым, врывался, пузырем надувая гардины, ледяной ветер, выстудивший всю комнату. Вскочив, он поспешно захлопнул окно, снова забрался в постель, плотно закутался в одеяло и, уютно поеживаясь и прислушиваясь к воркотне отопительной батареи, стал ждать, когда же наконец его перестанет донимать пронизавший до самых костей холод. Зачем мне вздумалось рисоваться перед Пегги и утверждать, будто я люблю зиму? Да пропади она пропадом, эта минусовая температура! Я лето люблю!
Только без пляжей и летних коттеджей.
Рассказывая Кэтрин, как он в детстве жил с родителями в летнем коттедже, Макэлпин умолчал об одном — о том, как перестал бывать на пляже Хэвлоков. А в шестнадцать лет вообще отказался ездить к морю и порвал с ним навсегда. Он проводил каникулы в городе, работая где придется, и постепенно научился любить испепеляющий летний зной. Кроме того, он научился быть один. Кэтрин вряд ли это поймет, но Пегги с ним согласится, что очень важно уметь наслаждаться одиночеством. Он ощутил своеобразную прелесть этих жарких летних месяцев, когда, полностью предоставленный самому себе, уже не должен был стараться производить впечатление, быть приятным… Кэтрин, наверное, нашла бы все это странным, а вот Пегги поняла бы его. Ах, как было бы хорошо, если бы в ту пору в его комнате при университете жила Пегги! Он очень живо представил себе, как, проспав допоздна, он лениво подходит к окну, взглянуть, будет ли и сегодня такая же жарища, как накануне, потом бредет к дверям за газетой, потом за завтраком проглядывает ее, и все это время Пегги сидит рядом и смотрит на него. Вот они вдвоем выходят в сверкающее пекло улицы. От раскаленного тротуара пышет жаром в ноги, а Пегги в своем легком летнем платьице кажется такой прохладной, что его приятель парикмахер, стоящий на пороге своей парикмахерской, на углу, непременно воскликнет: «Ну и ну, ее, наверное, никакая жара не берет!» А вечером, когда станет немного прохладней, перед тем, как засесть за работу, он остановится возле открытого окна, а за его спиной, прислушиваясь к ночным шумам, будет стоять Пегги, и неугомонный город многоголосым гулом вдруг ворвется в комнату, чтобы напомнить им, что они вместе и теперь уже не одиноки…
Но тут шорох ударявшихся об оконное стекло колких снежинок прервал его мечты. Сейчас зима. Он в Монреале. Один. Он встал и подошел к окну. Продрогшая улица. Температура опустилась ниже нуля. Слышно, как жесткий снег поскрипывает под ногами пешеходов, которые торопливо проходят по Шербрук, наклонив голову, чтобы защитить лицо от резкого ветра. В такое утро девушка, которой нечего обуть, кроме легких туфелек с галошами, может схватить пневмонию. Он подумал, что и самые бедные девушки, наверно, запаслись зимними ботинками на меху.
Выйдя из отеля с намерением позавтракать, Макэлпин направился к Доминион-сквер, где находился ресторан «Медвяная роса». Что ему в конце концов мешает позавтракать именно там? Порывом ветра у него чуть не сорвало шляпу. Мороз пощипывал уши. Стоял адский холод.
Читать дальше