Будущее "чеченов" не отличалось разнообразием. Каждый сам делал свой выбор. Все участвовали в войне.
Я брал на себя грехи России. Я взял на себя ее зло и отчаяние. Расстреливая людей, я не хотел думать о том, что сошел с ума. У многих людей бывают еще более странные причуды. То, что мне не нравилась проклятая Чечня было моим личным делом. Причин у меня было более, чем достаточно. Мне просто повезло, что я сумел сохранить рассудок.
Что было правда в этой стране, можно ли ее найти, а если и можно, какое это имеет значение?
Когда я убивал, то всегда смотрел жертвам в глаза. Я не уважал убийц, которые способны нажимать лишь кнопки сброса бомб с самолета, летящего на большой высоте. Обычно эти герои были не способны нажать на спусковой крючок, чтобы произвести выстрел с расстояния метра.
Смерть любого "чечена" обязывала прямых наследников погибшего к мщению его убийце. Война уже не имела для меня прежнего смысла. Прошлое уже не могло вернуться. Да я и сам этого не ждал. Я уже был не в состоянии воспользоваться победой. Мне стало безразлично, кто победит в этой войне. Я исполнял свою войну, несмотря на то, что ощущал себя обреченным на поражение.
Я ощущал себя на грани безумия и понимал это. Война оказывалась слишком противоестественна и жестока. Чтобы выжить, мне пришлось изменить собственные мозги.
Мне нравилось убивать. Это было единственное, что удерживало от сумасшествия. Целью моей жизни стало – убивать.
Иногда мне становилось страшно. Я боялся Чечни, смерти и самого себя. Мне казалось, что кто-нибудь из моих солдат рано или поздно разрядит в меня весь магазин. На этой войне каждый ощущал себя в чем-то виноватым. Я никогда не отрекался от своих ребят, что бы они не совершали. Я никогда не обвинял их. Ничего не поделаешь, приходилось быть таким, чтобы выжить.
Я опять начинал думать о смерти. Последнее время только о ней и думал. Мне очень хотелось знать, что она думает обо мне. Вся моя жизнь прошла в попытках побега от смерти.
22
Рота вышла на поиск в квадрат 5-7-18.
Когда на мне оказывался рюкзак, автомат, «лифчик» со спаренными рожками, несколько гранат, я чувствовал себя так, как будто на мои плечи и грудь давили тяжелые камни. Дышать становилось труднее, клонило ко сну.
Как только мы вошли в лес, сразу попали на тропинку. После недавних дождей в лесу было очень сыро. Туман начал рассеиваться.
Когда уходишь на несколько дней, погода уже не имеет значения. Сегодня вымокнешь, завтра высохнешь. Потом опять вымокнешь. Привыкнуть можно ко всему.
Многодневный поиск боевиков всегда был однообразен. Сегодня – лес, завтра – лес. Ручьи, которые приходилось преодолевать, были похожи друг на друга.
Мы шли по склону, который уже подвергся обстрелу. Повсюду были видны воронки от взрывов снарядов, расщепленные стволы деревьев, валялись ветки.
Я взглянул на часы. Было около пяти часов, а казалось, что уже наступили сумерки. Темные тучи опускались ниже и быстро двигались к северу. Заблудиться мы не могли. Могли только опоздать. В горах расстояние очень обманчиво. Мы шли целый день, высота 1856, на которую должны были подняться, словно удалялась от нас.
Наступил вечер. Вокруг было так тихо, что казалось будто звенело в ушах. Я шел осторожно, стараясь не споткнуться. Горячий воздух был насыщен влагой. День близился к концу. Надо было устраиваться на ночь.
Я никогда не затягивал движение до сумерек и останавливался на ночлег так, чтобы засветло успеть подготовить безопасные позиции. Пока бойцы оборудовали место стоянки, я решил осмотреть ближайшие окрестности. Темнота быстро сгущалась около кустов и внизу под деревьями. Я осматривался, прислонившись к пню. Кусты и деревья начинали принимать неопределенные очертания. Казалось, что в них кто-то скрывается и передвигается с места на место. Я не мог сидеть спокойно и вертелся, оглядываясь по сторонам. Несколько раз, когда раздавался какой-нибудь неожиданный звук, я нервно вздрагивал. У меня чесалась нога, и я тер ее рукой. Я думал лишь о том, что раз снами еще ничего не случилось, то неизбежно скоро случится.
День закончился, но прохлада не наступила.
Ночь была жаркая, я спал плохо, лишь дремал. Какие-то насекомые не давали сомкнуть глаз. Я нервничал и с нетерпением ждал рассвета.
Мои нервы были напряжены больше, чем когда-либо прежде. Я сильно потел и со страхом думал о наступающем утре. Меня охватило чувство недовольства собой. Я сердился на себя за то, что слишком полагался на всякие предчувствия. За ночью следовал день, а за долгим переходом – усталость. Я старался не думать об этом. Во всем теле чувствовалась слабость.
Читать дальше