Евгений Комарницкий - Эныч

— Ты понимаешь, чем это пахнет? — голос в трубке становится строже. — Ты что, не знаешь, что у нас половина Динозавров — болельщики «Спартака»? Тут не до шуток. Чтобы завтра нашел.

Плухов теребит кудрявый телефонный провод.

— Юрий Дмитриевич, позволь вопрос. В Москве-то они в самолет точно садились? Рейс ведь беспересадочный…

— Садились, Сергеич. В том-то вся и загвоздка. В воздухе они пропасть не могли, так что ищи их у себя. А что еще там с заводом? Поподробнее.

— Ты знаешь, Дмитриевич… — Плухов прикрывает трубку, повторно прочищает горло. — Трудно поверить. Труба забита… — генерал невольно переходит на шепот, — членом. Мужским. Натуральным. Небывалой величины.

— Ну, ты даешь! — в трубке смешок. — А яйца как же?

— А что яйца? Они наверху остались. За них-то мы и тащили. Вертолетом. Два троса лопнули. Временно брезентом это дело накрыли.

— Ну, хватит, — в голосе Юрия Дмитриевича появляются металлические нотки. — Ты, знаешь, цирк свой кончай. И-и… вот еще что… Я к тебе, пожалуй, группу содействия подошлю. Встречай в четыре ноль-ноль. Все.

Плухов, послушав некоторое время пустую трубку, осторожно опускает ее на рычаг. Поднимается, ходит по кабинету, курит.

Не верит, стало быть, Юрбан-Барабан старому другу. А ведь когда-то Плухов ему отдал последнюю печеную картофелину. Вот так и бывает. Засядет человек в Москве и становится хряком.

Плухов подходит к бюстику. И ты не веришь? Обжигает пальцы сигарета. Нет. Ты веришь. Ты не можешь не верить. Это — главное.

Но все же обидно. С Барабаном освобождали Венгрию. Чехословакию. А раньше, в войну, нога к ноге спали. Не верит мне. Ладно. Сам убедится.

Стрекочет желтый телефон.

— Да, — бросает генерал в трубку.

— Петр Сергеевич! Степанчук беспокоит.

Плухов морщится. Ему представляются белесые ресницы, бегающие глаза, потные ладони и качающееся под тяжестью бульдожьей челюсти спичечное тельце майора. Генерал непроизвольно расплющивает пятерней лежащий у телефона пустой коробок. Что-то больно колет в ладонь.

— Не тяни, — выдавливает Плухов. — Докладывай.

— Новые события, товарищ генерал. Почерк прежний.

— Еду. Будь в управлении, — генерал кладет трубку. Выходит из кабинета.

В столовой обиженная жена, сидя на пуфике, поедает лукум. Генерал поглаживает ее по плечу, успокаивает:

— Будет, Галина. Побереги себя. Я — по делам.

Через несколько секунд из прихожей доносится истошное визжание собаки Изольды.

У сейфа, постукивая по его металлической стенке нервными пальцами, стоит майор Степанчук. Майор зол. «Ах ты козел старый, — думает он. — На моем горбу в рай хочешь въехать?! А кто тебе сделал дело о вредительстве на водоочистительной станции?! Кто в Брюховцы и Лопатино ездил при утечке реактора, а потом перед Москвой все замял?.. Кто тебе, наконец, надежную связь с Молекулой отладил?.. В семикомнатной квартире живешь?! Дочке, вобле своей хвостатой, кооператив для бардаков отгрохал?! Жена с собакой одни за два города мяса сжирают?! Мало все, мало?! А сам палец о палец не ударишь и всю ответственность — на меня?! Произойди что в городе, так один Степанчук расхлебывай?! Комод вонючий. И рыбку хочешь счесть и…» Входит генерал Плухов.

— О чем задумался, Степанчук? Выкладывай. Давай разбираться.

Степанчук поскрипывает зубами. Переходит от сейфа к столу, придвигает бумаги.

— Обстоятельства, товарищ генерал, таковы. Час назад поступили с разницей в пять минут два сообщения. Первое: в Парке Культуры «Освобожденный труд» некто Тульский занимался извращением на приделанном к скульптуре ученого члене. Второе: у больной, поступившей сегодня в клинику имени братьев Рождественских, помимо возбудителей венерических заболеваний, обнаружена холерная палочка.

Генерал садится. Нахмуривается.

— Что сам-то думаешь по этому поводу? Степанчук разводит руками.

— Пока трудно делать конкретные выводы.

— Какие приняты меры?

— Тульский доставлен к нам. Вместе со скульптурой.

— Почему со скульптурой? — Плухов приподнимает бровь. — В качестве улики, что ли?!

— Он от нее не отделяется, товарищ генерал.

— Странно, Степанчук. Ну ладно. Что еще?

— Допроса не снимали. Задержанный в шоке.

— А что там с холерой?

— Осипова Наталья Яковлевна, пятьдесят Шесть лет, пенсионерка, персональная, проживает по улице Кастагоновской, пятьдесят шесть, сто девятнадцать; доставлена в венерологическую клинику в четырнадцать часов; реакция Вассермана положительная, и вообще там целый букет. Повторный же анализ позволил обнаружить холерную палочку. Больная изолирована. В клинику мною отправлен для выяснения обстоятельств лейтенант Евсюков.