По мере того как редели наши ряды, приходилось осваивать все новые и новые теологические дисциплины. И вот я уже преподавал толкование Библии и историю церкви, не будучи должным образом подготовлен ни но одной из этих дисциплин, равно как и по догматическому богословию, по которому я, как предполагалось, специализировался. Когда я учился, у нас был предмет под названием апологетика, заключавшийся в упорной защите каждого положения католической ортодоксии от критики или соперничающих заявлений других церквей, религий и философских учений с применением всех доступных приемов риторики, аргументов и библейских цитат. В обстановке, сложившейся после Второго Ватиканского собора, развился более терпимый и экуменический стиль преподавания, но католические семинарии в Англии — во всяком случае, колледж Св. Этельберта — оставались в отношении богословия консервативными. Наше епископальное начальство отнюдь не хотело, чтобы мы расшатывали веру и так не многочисленных стремящихся в священники новобранцев, подставляя их под полноводный, холодный поток современной радикальной теологии. В этом смысле англикане задавали тон, а мы с некоторым Schadenfreude [55] Schadenfreude — злорадство (нем.)
наблюдали за скандалами и угрозой раскола в англиканской церкви, спровоцированными епископами и священниками, которые отрицали доктрину непорочного зачатия, воскресения и даже божественной природы Христа. У меня есть одна скромная шутка, я обычно включаю ее в вводную лекцию к курсу теологии, о борцах с мифами, которые вместе с водой выплеснули из ванны младенца Иисуса, неизменно вызывающая оглушительный смех. А история про одного англиканского викария, который назвал трех своих дочерей Вера, Надежда и Дорис, прочитав Тиллиха [56] Пауль Тиллих (1886–1965) — немецко-американский протестантский мыслитель, один из основоположников диалектической теологии.
между рождением второго и третьего ребенка, неделю до колик смешила преподавательскую. Если вдуматься, то мое неизменное воспоминание об Этеле — это излишняя готовность к смеху: в лекционных, в комнатах отдыха и в трапезной. Дикий гогот, трясущиеся плечи, оскаленные от хохота зубы. Почему клирики так непомерно смеются над простейшими шутками? Чтобы не унывать? Что это — своего рода свист в темноте?
Как бы там ни было, в теологическую игру мы играли честно. Мы отбивали трудные вопросы или смотрели, как они пролетают мимо, не нанося по ним удара. Легкие мы отбивали за пределы поля. И никогда не выходили из игры за блокировку шара ногой, поскольку сами же были и арбитрами. (Иоланде эту метафору я, разумеется, объяснил бы.)
Не нужно погружаться в глубины философии религии, чтобы обнаружить, что любое религиозное утверждение невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Для рационалистов, материалистов, логических позитивистов и т. д. это является достаточным основанием для отказа от серьезного рассмотрения всего предмета. Но для верующих недоказуемый Бог почти так же хорош, как и доказуемый, поскольку без Бога нет обнадеживающего ответа на вечные вопросы зла, несчастья и смерти. Круговорот теологических дискуссий, использующий откровение для постижения Бога, существование Которого недоказуемо вне откровения (как и говорил Аквинат [57] Аквинат — Фома Аквинский (1225–1274) — средневековый философ и богослов, основатель томизма.
), верующего не волнует, ибо сама вера находится за пределами теологической игры, она — арена, на которой эта теологическая игра разыгрывается. Это дар, дар веры, нечто, что вы приобретаете или вам навязывают — через крещение или по дороге на Дамаск [58] По дороге на Дамаск — согласно «Деяниям святых апостолов» (22, 3—16) Павлу, ярому гонителю христиан, явился Иисус Христос, после чего Павел уверовал и стал проповедником (апостолом) новой веры.
. Уайтхед [59] Алфред Норт Уайтхед (1861–1947) — англо-американский математик, логик и философ.
сказал, что Бог — это не великое исключение из всех метафизических принципов, призванное спасти их от краха, но, к несчастью, с философской точки зрения Он есть сущий, чему Уайтхед так и не нашел убедительного опровержения.
Поэтому все зависит от веры. Допусти существование личного Бога-Отца — и все детали католической Доктрины встанут более или менее на место. Допусти это, и ты сможешь позволить себе несколько мысленных оговорок касательно сей странной доктрины — существования ада, например, или Успения Девы Марии, — не испытывая сомнений в своей вере. Именно так я и поступил — принял свою веру как должное. Я не подвергал ее серьезным сомнениям и не рассматривал ее пристально. Она определяла меня. Она объясняла, почему я был таким, каким был, делал то, что делал, преподавал богословие семинаристам. Я не подозревал, что утратил веру, пока не покинул семинарию.
Читать дальше