Дэвид Лодж - Райские новости

Как только мы сюда приехали, я поняла, что это была ошибка, — во всяком случае, для меня. Льюису здесь понравилось. Ему нравился климат, нравилась кафедра — на факультете не было такого соперничества, как на Востоке, и студенты его обожали. Нашим детям здесь тоже понравилось — круглый год плаванье, серфинг и пикники. Но я ни дня не была здесь счастлива. Почему? В основном из-за скуки. Да, вот плохая новость. Рай скучен, но тебе не позволяется об этом говорить».

Я спросил ее почему, и она уточнила: почему скучен или почему не позволяется об этом говорить? И то, и другое, ответил я.

«Одна из причин скуки — это то, что здесь нет настоящей культурной самобытности. Изначальную полинезийскую культуру в той или иной степени уничтожили, потому что она была устной. Гавайцы не имели алфавита, пока его не придумали для них миссионеры, но они использовали его для перевода Библии, а не для записи языческих мифов. Здесь нет зданий старше девятнадцатого века, да и тех не так много. Все, что осталось от тысячелетней истории Гавайев до капитана Кука, — это несколько рыболовных крючков, топоров и кусков ткани „тапа“ [49] Тапа — нетканый материал из древесной коры. в Епископальном музее. Я преувеличиваю, но ненамного. Здесь столько географии: удивительные вулканы, водопады, тропические леса — вот почему Льюис любит эти места, — но не так много истории, истории в смысле протяженности во времени. Что здесь есть, так это в корне отличные друг от друга элементы, которые появились в разное время и по разным причинам: европейские, китайские, японские, полинезийские, меланезийские, микронезийские, — все они, как обломки после кораблекрушения, плавают в теплом море американской потребительской культуры. Жизнь здесь невероятно безмятежная. После Перл-Харбора на Гавайях не произошло ничего существенного. Шестидесятые прошли почти незамеченными. Новости из остального мира добираются сюда так долго, что к моменту своего прибытия они уже больше не новости. Когда мы читаем газету за понедельник, в Лондоне уже печатают заголовки номера, который выходит во вторник. Словно все происходит настолько далеко, что трудно ощущать себя участником. Если разразится Третья мировая война, об этом, вероятно, сообщат на второй странице „Гонолулу эдвертайзера“, а на первой — поместят статью о поездках в местных такси. Вот и чувствуешь себя словно бы вне времени, как будто ты уснул и проснулся в какой-то призрачной, сказочной стране изобилия и праздности, где каждый день похож на предыдущий. Возможно, именно поэтому многие люди, уйдя на пенсию, селятся на Гавайях. Полная иллюзия бессмертия — ведь они уже вроде как умерли, хотя бы просто потому, что находятся здесь. То же самое и с отсутствием времен года. Погода у нас тут разная, климатические зоны тоже, но времен года нет, их не замечаешь. Времена года напоминают тебе, что время вдет. Не могу выразить, как я тоскую по новоанглийской осени. Листья клена краснеют, желтеют, становятся коричневыми и опадают с деревьев, и ветки чернеют от наготы. И вот уже первый мороз. Снег. Катание на коньках. Потом весна, появляются ростки, почки, цветы… а здесь круглый год все в цвету, черт бы его побрал. Простите, — сказала она, вероятно увидев, как я моргнул, когда она ругнулась. — Всему виной горная лихорадка. Так это здесь называют — горная лихорадка, ужас от того, что ты застрял неведомо где, в двух с половиной тысячах миль от ближайшего материка. Отчаянное желание сбежать. Для старейшин местного профессорско-преподавательского состава это как венерическое заболевание, люди сторонятся вас, если вы его подцепили, потому что косвенно вы осуждаете их за то, что они здесь поселились. Или, возможно, они думают, что это заразно. Или, может, они уже заболели, но скрывают симптомы. Официально мы все должны быть страшно счастливы жить здесь, в этом чудесном климате, но иногда, застав человека врасплох, в его глазах можно заметить угрюмое, отсутствующее выражение. Горная лихорадка.

Я делала все, что было в моих силах, чтобы адаптироваться. Ходила на курсы гавайской культуры, даже немного выучила язык, но вскоре мне стало скучно, и я впала в депрессию. Здесь осталось так мало подлинного. История Гавайев — это история потерь».

«Потерянный рай?» [50] Потерянный рай — намек на одноименную поэму Дж. Мильтона (1667). — вставил я. «Украденный рай. Изнасилованный рай. Зараженный рай. Рай, которым владеют, который застраивают, комплектуют, проданный рай. В конце концов я решила вернуться в университет, чтобы спастись от скуки, закончить свою докторскую, но, понимаете, я ощутила себя слишком старой, прошло так много времени, и я просто не представляла, как снова стану аспиранткой, заискивающей перед преподавателями, да и к тому же здесь не было никого по моей специальности, перед кем стоило бы заискивать. Мне нужна была работа. Я хотела сама зарабатывать деньги, не зависеть во всем от Льюиса. Может, у меня было предчувствие. Однажды я увидела в газете объявление — приглашали консультанта в Центр студенческого развития при университете на неполный рабочий день. У меня и подготовки-то настоящей не было, я не проходила клиническую практику, но мои бумаги произвели на них большое впечатление, и я могла ссылаться на значительный опыт работы на материке, например, в области проведения семинаров по самопомощи и групповых встреч для обсуждения общих проблем в рамках женского движения, да и в любом случае зарплата консультанта была столь мала, что университетское начальство не могло позволить себе привередничать. Итак, я получила работу и постепенно стала постигать ее премудрости. Мне жаль детей, которых я консультировала в первый год, слепой вел слепого».