Дэвид Лодж - Райские новости

Я спросил, с какого рода проблемами ей приходилось иметь дело.

«О, с самыми обычными: любовь, смерть, деньги. Плюс расовые — это уже местная специфика. Говорят, что это — многорасовое общество, плавильный котел. Только вы этому не верьте. Хотите еще кофе?»

Я отказался и сказал, что, пожалуй, пойду.

«Но вы не можете так уйти! — воскликнула она. — Я поведала вам историю своей жизни. Теперь ваша очередь». Она сказала это легко, но не совсем в шутку. И это было справедливо. Именно из-за боязни, что от меня потребуют таких же откровений, я и сделал попытку уйти. Я выдавил улыбку и сослался на то, что моя история — из числа очень скучных.

«Где вы живете в Англии?» — спросила она.

«Это место называется Раммидж, большой промышленный город в центре страны. Очень серый, очень грязный и в целом — уродливый. На земле нет более не похожего на Гавайи места».

«У вас там бывает туман?»

«Не очень часто. Летом свет застит легкая дымка, а зимой — густая облачность».

«У меня одно время был плащ под названием „Лондонский туман“. Я купила его из-за названия, оно звучало романтично. Наводило на мысли о Чарлзе Диккенсе и Шерлоке Холмсе».

«В Раммидже нет ничего романтичного».

«Я никогда его здесь не носила. Даже если все время идет дождь, для плаща всегда слишком жарко, поэтому я отдала его благотворительной организации. Вы родились в Раммидже?»

«Нет-нет. Я живу там всего пару лет. Преподаю богословие в не относящемся ни к какому вероисповеданию колледже».

«Богословие? — Она бросила на меня взгляд, к которому я привык: быстро, захлестывая друг друга, в нем сменились удивление, любопытство и ожидаемая скука. — Вы священник?»

«Был одно время, — сказал я. — Но теперь нет. — Я поднялся, чтобы уйти. — Большое спасибо за приглашение. Вечер был в высшей степени приятным, но я действительно должен идти. Завтра у меня много дел».

«Конечно», — улыбнулась она и пожала плечами. Если она и почувствовала себя отвергнутой, то не показала этого. На крыльце мы обменялись рукопожатием, и она передала наилучшие пожелания отцу и добавила: «Если он в состоянии слышать мое имя».

Срывая свое обращенное на себя же раздражение, я довольно бесшабашно спускался по крутой, извилистой дороге, шины взвизгивали, а свет фар отражался от дорожных знаков. Я чувствовал, что повел себя грубо и невежливо. И это чувство не покинуло меня до сих пор. Мне следовало бы отплатить ей за доверие. Нужно было рассказать ей свою историю. Например, так:

Родился я и вырос в Южном Лондоне, будучи одним из четырех детей в семье второго поколения ирландских иммигрантов. Наши родители принадлежали к низам среднего класса, чуть выше рабочих. Отец был диспетчером в фирме, занимающейся транспортными перевозками. Мать много лет проработала в школе — подавала обеды. В своем кругу они выделялись только детьми. Все их отпрыски были способными, склонными к гуманитарным наукам, с блеском сдавшими государственные экзамены. Учились мы в католических классических или монастырских школах, получавших дотации от государства. Мой старший брат поступил в университет, сестры — в педагогические институты. В семье всегда смутно надеялись, что я стану священником. Я был довольно благочестивым мальчиком — прислуживал в алтаре, регулярно посещал заутреню, собирал пожертвования и читал новенны [51] Новенна — особая девятидневная молитва. . Еще я был немного зубрилой. В возрасте пятнадцати лет я решил, что у меня призвание свыше. Теперь-то я понимаю, что это был способ справиться с проблемами отрочества. Меня тревожило то, что происходило с моим телом, и блуждавшие в голове мысли. Очень волновала меня проблема греха — как легко ты можешь его совершить и каковы будут последствия, если умрешь грешником. Вот что делает с тобой католическое образование — во всяком случае, делало в мое время. По сути, я был парализован страхом перед адом и невежеством в отношении секса. На спортивных площадках и за велосипедными сараями велись обычные непристойные разговоры, но меня никогда к ним не допускали. Другие мальчики словно чувствовали, что на мне лежит клеймо безбрачия, или, возможно, боялись, что я наябедничаю. Так или иначе, я не мог по собственной воле участвовать в их маленьких тайных сходках, где похихикивали над грязными шутками и грязными журналами и, возможно, распространяли помимо непристойностей и кое-какие знания. С родителями я поговорить не мои они никогда не затрагивали такую тему, как секс. Я был слишком застенчив, чтобы обратиться к старшему брату, да и все равно в нужный момент он находился в университете. Боюсь, я был поразительно невежествен. Полагаю, я думал, что, посвятив себя служению церкви, смогу одним махом решить все свои проблемы: секс, образование, карьеру и вечное спасение. До тех пор пока я был сосредоточен на том, чтобы стать священником, я не мог, как говорится, «сбиться с пути истинного». Применительно к моим целям это было идеально логичное решение.