Мистер Уолш сделал вид, что принимает эти слова как нечто само собой разумеющееся, но был заметно доволен. Бернард объяснил Линде, что транспорт им не понадобится, равно как и гирлянды, и они гуськом двинулись в путь: впереди миссис Кнопфльмахер, за ней — мистер Уолш и — замыкающим — Бернард с багажной тележкой. Оставив гостей на тротуаре у выхода из аэровокзала, миссис Кнопфльмахер пошла за машиной, ее розовое одеяние струилось на ветру.
— Как мило с ее стороны встретить нас, — заметил Бернард.
— Как там ее фамилия?
— Кнопфльмахер. Кажется, по-немецки это «пуговичный мастер».
— Значит, она немка? А по выговору вроде нет.
— Ее семья могла иметь немецкие корни или семья ее мужа. Немецкие евреи, я думаю.
— А… — Не нужно было это уточнять. В голосе мистера Уолша послышалась определенная доля холодности. — Могу я снять эту штуку? — спросил он, теребя свою гирлянду.
— Пожалуй, не стоит, пока не стоит. Это может показаться невежливым.
— Я стою тут как какая-то рождественская елка.
— Это местный обычай.
— Идиотский обычай, если хочешь знать мое мнение.
Мимо прошел Роджер Шелдрейк, на шее у него, как цепь лорд-мэра, висела гирлянда из желтых цветов. Перед ним шествовал мужчина в форменной фуражке, несший его багаж. Шелдрейк остановился и повернулся к Бернарду.
— «Уайетт» прислал за мной лимузин, — сказал он, указывая на припаркованный у края тротуара странно искаженный автомобиль — необыкновенно длинный, с низкой осадкой, будто отраженный в кривом зеркале ярмарочного балагана. — Какая любезность с их стороны. Подбросить вас?
— Нет, спасибо. Нас подвезут, — ответил Бернард.
— Ладно, увидимся. Не забудьте позвонить мне.
Водитель ждал у открытой дверцы лимузина. Бернард заметил сизый ковер, кожаную обивку салона и нечто похожее на маленький бар.
Роскошный автомобиль отбыл, и вскоре появилась миссис Кнопфльмахер за рулем спортивного вида белой «тойоты» с убирающимися фарами. Она была настолько мала ростом, что ей приходилось сдвигаться на самый край сиденья, чтобы доставать до педалей.
— Как тут у вас красиво и прохладно, — заметил Бернард, когда они забрались внутрь.
— Да, машина с кондиционером. Мистер Кнопфльмахер умер в тот день, когда ее доставили, — сказала миссис Кнопфльмахер. — Он проехался до Алмазной головы и обратно и был так ею доволен, вы не представляете. Но той же ночью умер во сне. Кровоизлияние в мозг.
— О, мне очень жаль, — посочувствовал Бернард.
— Да, однако он умер счастливым, — продолжила миссис Кнопфльмахер. — Автомобиль я оставила как своего рода память. Сама я, правду сказать, езжу мало. До всех нужных мне в Вайкики мест я вполне могу дойти пешком. А вы, Бернард, какую машину водите? — Она произнесла его имя на французский манер, с ударением на втором слоге.
— У меня нет машины.
— Как у Урсулы, — заметила миссис Кнопфльмахер. — Она даже и водить не научилась. Должно быть, это у вас семейное.
— Права у меня есть, — возразил Бернард. — Но машины в настоящий момент нет. А как Урсула? Вы давно ее видели?
— Не видела с тех пор, как она вышла из больницы.
— Урсула не в больнице?
— Да, а разве вы не знали? Она сейчас — как это называется? — в частном доме-пансионе, на окраине города. Сказала, что временно. Видимо, не хотела, чтобы я ее навещала. Она, Бернард, знаете ли, очень скрытная дама, ваша тетушка. Мало что рассказывает. Не то что я. Лу всегда говорил, что я слишком много болтаю.
— У вас есть адрес?
— У меня есть номер телефона.
— А как она?
— Она не очень-то хорошо себя чувствует, Бернард. Не очень. Но будет безумно рада увидеть вас, друзья. Как вы там, мистер Уолш?
— Спасибо, нормально, — угрюмо отозвался с заднего сиденья мистер Уолш.
Они неторопливо ехали по широкой, оживленной автостраде, справа вдалеке виднелся океан, а слева — темные горбатые очертания крутых холмов или небольших гор, усыпанных огоньками домов. Мимо проплывали зеленые указатели, поразившие Бернарда причудливо милыми, как в книжке детских сказок, названиями улиц: шоссе Лайклайк, бульвар Виноградника, улица Пуншевой Чаши. Миссис Кнопфльмахер обратила их внимание на небоскребы в центре Гонолулу, прежде чем свернуть, следуя указателю, на улицу Пунахоу.
— Учитывая, что вы малихини, я покажу вам Калакауа-авеню.
— Что такое «малихини»?
— Тот, кто впервые на островах. Калакауа — это главная улица Вайкики. Некоторым кажется, что она становится все вульгарней, но, по мне, там по-прежнему весело.
Читать дальше