Дэвид Лодж - Райские новости

Старик произносит это слово свистящим шепотом, и оно, как и все остальное, что он говорил на протяжении последнего часа, минуя несчастную Джинни и ее приятеля, доносится до Роджера Шелдрейка; тот сидит в салоне туристического класса аэробуса — в шестом ряду по центру, занимая второе место справа. Роджер Шелдрейк хмурится, пытаясь сосредоточиться на своем чтении — пачке статистических таблиц, которыми его снабдило Гавайское бюро по туризму. Он вынужден, терпя неудобство, держать их на весу — над остатками своего ланча или ужина, в общем как ни назови, — в данный, неопределимый момент времени где-то над северной Атлантикой.

— Если вы не будете этот кусочек сыра, Джинни, дорогуша, я вас от него избавлю. Смотрите-ка, вы и масло оставили. — Старик принимается выбирать с подноса соседки упакованные в целлофан сыр и печенье, миниатюрные емкости со сливочным маслом, рассовывая все по карманам пиджака.

— Папа, ради бога, ну что ты делаешь? Масло растает и запачкает одежду.

— Нет, не запачкает, оно упаковано гер-ме-ти-чески.

— Отдай все это мне.

Старик неохотно расстается со своей добычей, которую его сын заворачивает в бумажную салфетку и убирает в «дипломат».

— Понимаете, нам придется самим о себе заботиться, — объясняет он Джинни. — А кто знает, будут ли работать магазины, когда мы прилетим? Ох как мы еще порадуемся этому кусочку сыра. А вы сами случайно не на Гавайи летите?

— Нет, только до Лос-Анджелеса, — говорит Джинни, возможно пересматривая в это мгновение свой маршрут — перспектива слушать надоедливого старого дурака в течение еще пяти часов явно пугает ее.

С самого начала — с посадки в самолет в Хитроу — он был причиной недоразумений и возмутителем спокойствия. Первым делом он вызвал затор на трапе, ведущем на борт авиалайнера, наотрез отказавшись подниматься в самолет: в последнюю минуту, осознав неизбежность полета, он впал в панику и упрямо цеплялся за поручень на верхней площадке трапа, пока сын и стюардессы уговаривали и журили его. Затем, когда старика наконец убедили сесть в самолет пристегнули к сиденью, он тяжко вздыхал, причитал и бормотал молитвы, сжимая образок, который вытащил из-под рубашки. Потом вдруг прервал молитвы пронзительным скорбным воплем, вспомнив о бутылке беспошлинного виски, которую не то он, не то его сын забыли под стулом в зале ожидания аэропорта, и пришлось удерживать его на месте силой — он рвался пойти за бутылкой, — потому что самолет уже выруливал па взлетную полосу. Старик со страхом и изумлением взирал на улыбчивого стюарда, который демонстрировал на видеоэкране, как надевается спасательный жилет, при появлении же в левом углу экрана окруженной ореолом женщины-сурдопереводчицы, излагавшей инструкцию для глухонемых пассажиров, он пришел в особое возбуждение.

— Что это, что это там за женщина? Это фея или призрак, что это такое? — закричал он.

Когда самолет с ревом покатил по взлетной полосе, старик крепко зажмурился, сжав подлокотники так, что побелели костяшки пальцев, и без конца бормотал: «Иисус, Мария и Иосиф»; а потом, когда аэробус взмыл в воздух и с глухим хлопком убрались шасси, завопил:

— Матерь Божья, бомба взорвалась?!

Когда же самолет плавно набрал высоту, пробившись сквозь облака, и солнце осветило салон, а шум моторов почему-то уменьшился, старик впал в выжидательное молчание. Он по-прежнему сжимал подлокотники, словно думал, что таким образом лично поддерживает самолет в воздухе, моргал и вращал глазами, как птица в клетке, наблюдая за беззаботным поведением собратьев-пассажиров и членов экипажа. Постепенно он начал расслабляться, и процесс этот значительно ускорился при появлении тележки с напитками. Старик спросил ирландского виски и взял шотландское с таким язвительным замечанием, что стюардесса невольно улыбнулась и сунула ему две маленькие бутылочки «Хейга» вместо одной, что было неосмотрительно с ее стороны. Не прошло и пятнадцати минут, как все его страхи и самоконтроль улетучились, выпустив на волю неумолчный поток слов, который продолжался всю трапезу и не торопился иссякнуть: сначала старик обращался к своему многострадальному сыну, а затем переключил внимание на соседку справа — студентку из Калифорнии Джинни.

— Да, моя сестра Урсула эмигрировала в Штаты сразу после войны, она была… как это называется — невеста американского солдата, который находится в ее стране? — ну и вышла за этого янки, да только он оказался тем еще проходимцем, сбежал от нее с другой женщиной, детей у них, по счастью, не было, и ему пришлось платить ей эти, как их там, али-менты, так что она могла поселиться где душе угодно и выбрала Гавайи, при всем желании она не могла забраться дальше от своих родных, верно? А теперь вот при смерти, и именно мы должны тащиться через полмира, чтобы повидать ее…