Густав Барта - Венгрия за границами Венгрии

— А тебе-то что?

— Я всё знаю. Его зовут Адам Селим.

— Ты что, шпионишь за ним?

— Будь, пожалуйста осторожна, сделай милость. Посмотри, что у него под ногтями.

— Ну ты и придурок, — вздохнула Паула Брекк. — Оставь меня в покое.

Через четверть часа я сел на двадцать второй автобус, который ходил до границы, куда приезжал Мустафа Муккерман. Так звали шофера Международных автоперевозок. Отец западный немец, мать турчанка, наёмный рабочий, двадцать три года, шестьсот три килограмма. Говорят, просто кожаный мешок полный жира, настолько неповоротливый, что даже сам не может вылезти из кабины. Его вместе с сиденьем вынимает и ставит перед грузовиком специальная машина. Под настроение он иногда встаёт и демонстрирует всем свое тело, а бывает раздевается и предлагает зевакам найти какую-нибудь часть — например, колено или лопатку. Тогда дети начинают отчаянно рыться в пухлых или обвисающих слоях плоти и волосах, иногда выкрикивая: «Нашёл!» А Мустафа Муккерман на это только отмахивается и отвечает: «Нет, не то». В конце концов, устав от этой игры, он раздает немногим нащупавшим правильное место какой-нибудь контрабандный товар из-под сиденья. Дети бывало выигрывали живого угря, кокосы, или целую челюсть какого-нибудь животного.

Автобус остановился на краю пограничной полосы, метров за двести от парковки, куда вскоре должен был подъехать на своём грузовике Мустафа Муккерман. Целая толпа собралась в ожидании под мелким моросящим дождём. Было много детей. Я купил чай в придорожной автозакусочной и высунулся из окна, чтобы видеть участок. Среди ожидающих прогуливалось двое полицейских.

Прежде чем на парковке началось движение, мимо успело пройти три автобуса. Я вышел из машины и открыл зонтик. От шлагбаума, освещая мокрый снег фарами дальнего света, приближался громадный грузовик. Он медленно заехал на парковку и объявил о своем прибытии тремя гудками.

Окно кабины было сделано из оливково-зелёного отражающего стекла, так что через него ничего не было видно. Внутри чернёло что-то похожее на таз для умывания, рядом сказали, что это фуражка шофёра. Все ждали, пока откроется дверь кабины и заработает конструкция, которая вынимает шофера вместе с сиденьем и ставит рядом с машиной.

Прошла добрая четверть часа, когда наконец послышалось басовитое покашливание: но не из-за лобового стекла, а из колонок, установленных на крыше кабины. Шофёр начал говорить по слогам, на ломаном языке, как будто выучил текст наизусть.

«Прибыл Мустафа Муккерман. Мустафа Муккерман сегодня очень грустный. Он не хочет вас видеть». Мы встали на цыпочки, держась друг за друга и немного разочарованно пытаясь разглядеть что-нибудь за лобовым стеклом. Но там ничего не двигалось. Только ревели колонки.

«С вами говорит Мустафа Муккерман. Он не боится дождя. И снега он тоже не боится. Просто Мустафа Муккерман не хочет вас видеть. Идите домой».

— Расходитесь, — сказали полицейские зевакам. — Не обижайте иностранного гражданина. Раз уж таково его желание — будьте добры отправиться домой.

Но никто не двигался с места. Люди ждали, что всё-таки что-нибудь случится. Одна женщина пробралась к капоту, и всё подпрыгивала, чтобы шофёр её заметил. «Häschen», — кричала она, — «Häschen, ich bin es». Но шофер не обращал на нее внимания.

«Мустафа Муккерман сегодня очень грустный. Мустафа Муккерман похудел. И не хочет, чтобы вы над ним смеялись. Идите домой. Убирайтесь. Идите в жопу».

Тогда толпа все же зашевелилась. «Фу» или «тьфу ты», ворчали люди, двигаясь к остановке автобуса. Двое полицейских, кротко улыбаясь, смотрели, как расходились зеваки. Я стоял под зонтиком, прислонившись к голому стволу дерева, и ждал, пока парковка опустеет.

Когда все разошлись, я заметил ещё одного человека, который тихо брёл к грузовику от автобусной остановки. Он остановился у двери кабины и подождал, пока Мустафа Муккерман опустит окно. Это был Адам Селим.

Мустафа Муккерман высунулся из окна. Правду говорили: одна его рука была размером с поросёнка. Он держал в раскрытой ладони какой-то блестящий предмет, который передал Адаму Селиму. Новая зажигалка. Адам Селим тут же её проверил, подрегулировал силу пламени и положил зажигалку в карман. Кивнул и направился обратно к автобусной остановке.

Мустафа Муккерман завел мотор и дернул руль — насколько резко, насколько это было возможно на грузовике — так что чуть не въехал в живую изгородь. Странно, но он не поехал прямо к городу, внутрь страны, как обычно, а продолжил дергаться взад-вперёд, пока не развернул машину. После этого он направился к шлагбауму. «Значит, уже уезжает из города, — подумал я, — тем лучше».