Она толкается то тут, то там, делает заметки на листе бумажки, отмечая сколько багажа и кому он принадлежит.
Иногда она начинает задумчиво грызть карандаш. «Они распределяют нас, — думаю я. — Я должен им сказать, что Ян и я должны быть вместе, что нас нельзя разлучать».
«Кто проголодался — может подкрепиться».
Она показывает на стол, на котором рядом с жестяным чайником видна горка бутербродов на кухонном полотенце.
«После того, как вы покушаете, вы будете распределены по принимающим семьям. Каждый из вас попадет в семью по соседству».
Кому она это говорит? У нас всех ошеломлённый и наполовину сонный вид.
Она толкает в сторону два баула и удаляет что-то в списке.
«Вы должны быть благодарны, что здешние люди хотят вас принять к себе. Здесь говорят на фризском языке, который трудно понять».
Она пытается рассмеяться и делает лицо удивленного ребенка.
«Поначалу я понимала только примерно половину того, что мне говорили. Но через месяц вы сможете свободно понимать по фризски, вы сами увидите».
Мы сидим в молчании, как будто её слова не до нас не доходят.
Как долго мы здесь будем сидеть?
Я вижу свой чемодан, который по-прежнему стоит среди другого багажа.
Но на самом деле мне глубоко безразлично, где находится мой чемодан.
Ян уже что-то съел, он держит чашку молока на коленях. Он не сказал мне не слова и смотрит мимо, как будто бы мы не знакомы и живем не на одной улице.
Но всё это не имеет значения для меня.
В дверь входит пара мужчин и подходит к столу; они разговаривают явно о нас, постоянно глядя или кивая в нашу сторону.
Тогда один из них сверяется со своим большим и широким блокнотом, словно решает трудный пример по умножению.
Человек водит указательным пальцем в блокноте и посматривает в нашу сторону.
Начинает пересчитывать нас на пальцах руки: раз, два, три… У него не получается и он начинает заново: раз, два…
Мы молча глотаем наши бутерброды и запиваем молоком, глядя поверх чашек.
Водитель сидит поодаль на стуле. Он сам сделал себе бутерброд и жуёт его.
Он выглядит угрюмым и недовольным.
Я строю коварные планы. Я подойду к нему и спрошу, едет ли автомобиль обратно и можно ли мне поехать с ним.
Никто и не заметит, как я исчезну. Я сберегу свой бутерброд и отдам ему, тогда он обязательно согласится.
Я осматриваюсь вокруг; что я делаю в этой сырой, тёмной комнате? Кто придумал что-то ужасное для нас?
Если бы я смог попасть в автомобиль, то я бы убежал обратно в Амстердам. Как глупо.
Я представляю, как водитель рассмеялся бы сочувственно и пустил меня в автомобиль.
Незаметно мы выходим и уезжаем.
Я спасен!
Но я знаю, что я буду сидеть и покорно ждать того, что произойдет со мной.
Шофер встаёт, заговаривает с мужчинами у стола и неожиданно выходит из комнаты.
Слишком поздно, я должен придумать что-то другое…
Первых двух детей Фрейлейн за руки поднимает со скамейки и они покорно идут к выходу следом за ней, словно животные, которых ведут на бойню.
Они уходят без багажа, так как их вещи выпали ночью на дорогу.
На улице, за дверью, слышится громкий плач и сердитый голос Фрейлейн. У меня такое чувство, что все дети в этой комнате становятся тише и меньше ростом.
В наступившей тишине есть что-то тревожное и между взрослыми, и между детьми возникает странное напряжение. Мужчины стоят близко друг к другу, как будто замышляют нечто недоброе.
Могут ли они навредить нам, можем ли мы доверять им?
Они общаются друг с другом приглушенно, никто даже не улыбается. Взволнованно они смотрят на нас, как будто мы являемся для них неразрешимой проблемой.
Следующими выходит небольшая группа с Гретой, живущей на Блоедстраат.
Она пытается улыбнуться, так же криво, как криво сидит её бантик в растрепанных волосах.
Она делает почти незаметные движения рукой: пока.
Затем наступает черед Яна. Когда Фрейлейн говорит «Хогесвоорт», он решительно хватает чемодан и направляется к двери. Я смотрю в его сторону.
«Мы должны оставаться вместе», — говорил он, теперь он уходит, даже не посмотрев на меня.
Медленно, но верно все дети исчезают. Я остаюсь один, словно на уроке физкультуры выбирают команды и меня не выбрали ни в одну из них. Меня это не удивляет, меня никогда не выбирают и я не считаю это большим несчастьем. Мужчины за столом смотрят на меня, потом изучают список и ничего не понимают. Фрейлейн пожимает плечами и смотрит на часы.
«Согласно списку должна быть девочка», — говорит она нетерпеливо, когда подходит ко мне.
Читать дальше