Янош Хаи - Парень

Вырежете? — переспросил наш молчун — и вдруг схватился за голову. К счастью, потому что именно в этот момент его пронзила совершенно дикая боль, она и уберегла его от душевного краха, который был бы неминуем, когда он узнал о своей болезни и предстоящей операции. Он просто не успел сосредоточиться на мысли о том, как это его угораздило попасть в такую историю: сейчас он мечтал только о том, чтобы утихла боль, и готов был отдать не только опухоль, но и голову, если бы это помогло. Да, сказал хирург: он был в больнице специалистом по головам, хотя, если так складывалось, не падал в обморок и перед операцией на бедре, — да, вырежем, — и глаза у него блеснули, словно в них отразилось холодное сияние тех замечательных скальпелей, о которых он как раз думал.

И опухоль действительно вырезали без промедления, потому что она росла очень быстро и любая отсрочка принесла бы только вред, операция же для такого молодого организма — сущий пустяк. И если бы не рецидив, то в самом деле все было бы о’кей — нет опухоли, нет проблемы; но опухоль появилась снова, и наш молчун, третьим из выпускников того провинциального вуза — двое погибли в автодорожной аварии — покинул это небытие.

Девушка наша, оставшись одна, пару лет прожила в Будапеште, но так и не нашла себе партнера. Попадались, конечно, мужчины, которые были все еще не женаты, то есть не попались на крючок в положенное время, но ведь это в основном экземпляры с какими-нибудь психическими отклонениями. В самых простых случаях это — зависимость от выпивки, от лекарств, в более сложных — шизофрения, маниакальная депрессия. То они были с ней невероятно ласковы, то преследовали, не отпускали ни на шаг. Жизнь у нее становилась, как в каких-нибудь американских психологических ужастиках, про которые она до сих пор думала, что американские сценаристы высасывают их из пальца, чтобы загрести гонорар и месяц-другой провести на Багамах. Но оказалось, все это — чистая правда, и, например, мужчина, о котором идет речь, в самом деле ходил за ней по пятам, так что по сравнению с этим то, что она испытала раньше, когда за ней ухаживал наш парень, было, можно сказать, ничего, детские шалости. Мужчина в полном смысле слова выслеживал ее, а дома, стоя над ней, словно следователь, допытывался: что ты делала на улице Хайош? А она даже не могла ничего толком ответить, потому что не слишком хорошо знала будапештские улицы, и только мычала неопределенно. Ага, я же сказал, ага, я так и знал, — и он набрасывался на нее с кулаками и наносил ей телесные повреждения, которые в течение восьми дней [23] Согласно Уголовному кодексу Венгрии, телесные повреждения, заживающие дольше восьми дней, квалифицируются как тяжелые телесные повреждения и влекут за собой серьезное наказание. никак не могли зажить, а потому он запирал ее на восемь дней в квартире и отпускал, лишь убедившись, что с такими следами побоев к врачу идти уже бесполезно. Вообще-то он не так уж опасался этих медицинских освидетельствований: врач ведь тоже мужик, ворон ворону глаз не выклюет. Врачи тоже дома колотят жен, а когда надоест, детей. Мужики должны держаться вместе. Так что девушку нашу он запирал дома больше из перестраховки: ведь может попасться и врач-женщина или гомик, зачем ему лишние неприятности. Неприятностей в жизни и так хватает; да что далеко ходить: вот хоть эта баба.

Когда наконец она избавилась от этого психопата, то в интернет-кафе — это уже девяностые годы, девушка наша не то чтобы и девушка, ей уже около тридцати пяти — она познакомилась с одним симпатичным американцем. Вообще он жил в Сент-Луисе, торговал компьютерами, а дважды в неделю играл в одном оркестре на саксофоне, то есть торговлей занимался только ради денег, вообще же был музыкант. Но разве нынче проживешь на гонорар за игру на саксофоне? Это даже в такой стране невозможно, как Америка. Он был очень мил и предупредителен, и девушка наша (уже далеко не девушка), которая к подобному не привыкла, просто-таки… ну, не влюбилась, но была очарована таким обращением, и когда саксофонист сказал ей, что дома у него как-то не сложилось, так что не согласится ли она стать его женой, — она тут же, без раздумий, ответила «да». Они уехали в Штаты и там поженились, и лишь спустя почти год выяснилось, почему, собственно, у саксофониста не получилось с женитьбой до сих пор. Они развелись, саксофонист ушел жить к бас-гитаристу, а наша девушка (давно уже не девушка) осталась в Америке, заводя романы сначала с женатыми американцами, потом с разведенными, и так до самой смерти. Таким, можно сказать, трагическим поворотом своей судьбы она доставила некоторую радость оставшимся дома подругам, которые уже было испугались, что она, выйдя за американца, обрела наконец тихую гавань.