Сергей Солоух - Рассказы о животных

Теряя голову, Игорь схватил упавшую канистру, выдернул зажигалку из полуразжатой грязной ладони и волоком попер тяжелый запасной скат фуры по скользкой, неверной дороге. И только упав сейчас же от непосильного, нечеловеческого упражнения, свалившись прямо на асфальт и онемев, буквально захлебнувшись жутью теперь, как показалось, уже неминуемого и неизбежного наезда на лежачего… пришел в себя…

«Катить, только катить, как это делал тот… тертый водила, мужик, кержак… Скорей, скорей, двадцать, тридцать, сорок метров, достаточно, вполне… На разделительную, для всех, встречных, попутных… без разбора…. на белый пунктир… Вот так… Сейчас… Как зажигать этой пластмасской… Что нажимать…»

Прозрачная жидкость выплескивалась из горловины канистры на резину толчками, словно несвернувшаяся арктическая кровь… Пламя рванулось во все стороны как дикий выдох всей Африки… Игорю опалило ладони и лицо, и вспыхнул рукав куртки… Мгновенным резким инстинктивным движением он сбил огонь о собственную штанину, и это было последнее, на что оказалось способно тело, по крайней мере его правая половина… Все мышцы от плеча до поясницы скрутило и свело… И Игорь опустился, сел на асфальт, точно так же, как полминуты тому назад водитель фуры… Но только не упал лицом на серую, чуть серебрившуюся ленту, а извиваясь, дергаясь всей костно-мышечной системой, вдруг отключившейся, заевшей, отполз… Мучительными, жалкими рывками стащил себя с проезжей полосы на колкий, острый как зубы гравий обочины…

Потом ему много раз говорили спасибо… Все те, кто благодаря желтому огню и черному дыму не въехал в страшную, в тумане нагроможденную до неба гору железа. Остановились вовремя. Затормозили. Игорь кивал, что-то в ответ бормотал, а сам все не мог отвести глаза от накрытого брезентом тела дальнобойщика. Отпавшего, душу отдавшего у его ног. Смотрел и все хотел понять, был ли он в жизни счастлив, этот ни секунды не размышлявший, не думавший, что надо, водитель фуры. Во всяком случае, определенно, смерть его была легка. Легка, быстра и безболезненна…

А вот ему, Игорю, тугодуму, все медленно и трудно решающему, понимающему, такое легко и просто уж точно впереди не светит.

Алку брали обратно в ее фальшивое высшее учебное заведение, но только лаборанткой. Сидя на кухне и грея красные после улицы пальцы кружкой горячего чая, она говорила:

– По большей части работа та же самая, только платить будут в два раза меньше…

Игорь смотрел на ее молочно-серое лицо, с давно уже привычной парой внезапно проступающих румяных полумесяцев, от центра лба, через глазные впадины, по скулам к подбородку, и думал: «Дело, конечно, не в деньгах…»

В этом южносибирском филиале якобы московского экономико-правового псевдоуниверситета ей давали читать лекции. То, что не позволялось ни ассистенту, ни даже преподавателю без степени в нормальном Политехе, тут в виде исключения или особой милости ей разрешалось. И было счастьем, будило вдохновение, сценическое, родное Алкино. По крайней мере, в начале каждого семестра:

– Ты представляешь, явился сегодня этот тип, который весь месяц не ходил, в чем дело, спрашиваю, да мне не надо, отвечает, способности имею уникальные, другим, де, не чета…

– Точно?

– Совершенно.

– Ну идите, – говорю, – сюда, поднимайтесь к кафедре.

– Зачем?

– Продемонстрируете свою неповторимость.

– Как?

– Самым буквальным образом. Ногу, пожалуйста, поднимите… да-да, любую… можно и правую, конечно, можно… очень хорошо… отлично… а теперь вторую… нет, нет, не так… правую держим, держим, не опускаем… а левую подтягиваем к ней, ап, чтобы параллельно… Как так не получается? Ах, упадете… удивительно! Вот так вот раз – и на пол, если обе сразу… как все, выходит, вы устроены, мил человек, значит учиться тоже следует, как все…

– И что? Сидел потом на первой парте и конспектировал?

– Как миленький!

Потом, конечно, настроение меняло знак. С первыми контрольными, зачетами:

– Такая, знаешь, активная была, глаза горят, вечно вопросы задает… А тут простое дело, многомерные массивы, вы, что, не помните, какой пример, наглядный, повседневный, я приводила вам на лекции… Картонные контейнеры, лоточки для яиц…

Набычилась. Молчит.

– В чем дело? – спрашиваю.

Потупилась, надулась и вдруг выдавливает из себя:

– Я это слово не произношу.

– Какое слово? Яйца, что ли?

– Да, – отвечает. Тихо-тихо. Бог мой, какая дура.