Олжас Жанайдаров - В середине дождя

Вскоре у меня начало получаться. Таня похвалила меня. Мимо нас демонстративно протанцевал Коля Квас в паре с какой-то девчонкой.

— Это он из ревности. Вот балбес, — засмеялась Таня.

Мы плавно и медленно кружились. Таня о чем-то мне рассказывала. Песня казалась нескончаемой и неземной.

— Эта песня называется "Ветер перемен", — сказала Таня. — У тебя что по английскому языку?

— "Пятерка", — сказал я.

— Можешь разобрать, о чем они поют в припеве?

Я прислушался. И тихо начал произносить:

— Возьми меня с собой… в тот волшебный миг… той волшебной ночи… Туда, где дети завтрашнего дня… мечтают о ветре перемен…

— Мечтают о ветре перемен… — повторила Таня. — Здорово…

Композиция закончилась. Я посмотрел на Таню.

— Понравилось танцевать? — спросила она, улыбаясь.

Я кивнул.

— То-то же. Хочешь еще?

Мы протанцевали все медленные танцы до конца дискотеки. В последнем танце ведущим был уже я. Таня потрепала меня по затылку:

— Вот ходил бы на дискотеки с самого начала, танцевал бы сейчас так же хорошо, как ты рисуешь.

Мы вышли вместе со всеми из зала в холл. Буфет был уже закрыт, охранник раскрыл выходные двери настежь.

— Та-ань! — позвал кто-то сзади. — Поди сюда!

Мы оглянулись. Какая-то девчонка выглядывала из-за двери.

— Это Ленка. Я сейчас приду. Подожди.

Таня скрылась в зале. Я отошел к стене. Не прошло и десяти секунд, как ко мне подошла пара ребят. Я их узнал — они были из компании Кваса.

— Пацан, поговорить надо, — сказал один. — Пошли.

Другой подтолкнул меня на выход. Мы вышли и двинулись по аллее. Через несколько метров, у разбитого фонаря меня остановили. Из темноты, со скамейки встал третий. Это был Коля Квас. Он спросил у одного:

— Слушай, а меня за избиение ребенка не посадят?

— Почему избиение? Шел, поскользнулся, упал, — ухмыльнулся сзади первый.

Я оглянулся на него, повернулся обратно и в тот же миг получил сильный удар по лицу от Кваса. Я упал и стукнулся затылком об асфальт. С трудом поднялся.

— И второй — для профилактики, — сказал Квас и нанес еще один удар, как только я встал на ноги.

Я оперся на руку, сел. Потрогал губу — шла кровь. Квас присел рядом на корточки.

— Ты, наверно, все понял, — сказал он. — Почувствовал себя героем-любовником? В следующий раз двумя ударами не обойдешься. Будь паинькой.

И вскоре они ушли. Я посидел на асфальте, потом мне все-таки удалось встать. Голова гудела, как холодильник. Я сел на скамейку, порылся в карманах джинсов, нашел платок. Приложил к разбитой губе. Под левым глазом образовывался синяк.

Я услышал приближающиеся шаги. Торопливые, суетливые. Это была Таня. Она подбежала ко мне, и я почувствовал ее горячее дыхание. Таня присела передо мной. Ее глаза были полны тревоги.

— Как ты? Он бил тебя? — Она взяла двумя руками мое лицо. — Здесь темно. Я не вижу. Пойдем под фонарь.

Мы прошли к свету. Таня осмотрела меня.

— Вот сволочь. Гадина. Убью его. Сильно болит? — спросила она.

— Ничего. Пустяки. — Я попробовал улыбнуться.

— Я должна была это предвидеть. Какая же я дура. Я одна во всем виновата.

Таня вздохнула, потом прижала чуть-чуть к себе. Сказала, глядя в глаза:

— Я приношу тебе одни неприятности.

— Неправда.

Я отнял платок от лица. Кровь уже спеклась. Таня достала пятикопеечную монету. Приложила к моему синяку и сказала:

— Та самая монетка. Лучше бы тогда выпала "решка".

— Нет. Хорошо, что тогда выпал "орел", — сказал я.

На следующий день в лагерь пришла пасмурная погода. Дождь начал идти с самого утра. А, может, он начался еще ночью. Определить точно я не мог — когда проснулся, он уже шел. По окну стекали капли, был слышен мягкий и настойчивый шелест, в палату лился серый, меланхоличный свет. Небо было стянуто свинцово-грязной пеленой, деревья были похожи на мокрых псов с зеленой шерстью.

Губа почти не болела, правда, синяк под глазом как будто стал больше. Вчера на вопрос вожатых и ребят о том, что со мной произошло, я ответил объяснением в духе "шел, поскользнулся, упал". Никто мне не поверил, но и допытываться не стали.

Пасмурная погода, видимо, принесла с собой такой же пасмурный аппетит. Я вяло ел гречневую кашу, то и дело посматривая в сторону Таниного стола. Но Тани там не было — на завтрак она не пришла.

Не пришла Таня и на обед. Увидел я лишь Кваса — он, как ни в чем не бывало, сидел за своим столом. Пару раз он посмотрел в мою сторону, и на его лице при этом возникала ухмылка. В "тихий час" я не спал и глядел в окно. Дождь шел, не переставая.