Олжас Жанайдаров - В середине дождя

— Ничего себе…

По воздуху плыли мыльные пузыри. То большие, то маленькие — взмывая выше, лопаясь. Аня посмотрела по сторонам в поисках источника "прозрачных радостей". Впереди, в лавке под навесом, сидела женщина в большой панаме. В руках она держала небольшой флакон с мыльной пеной. Из-под панамы выплыл очередной пузырь.

— Хочу, — сказала Аня. — Обожаю пускать мыльные пузыри у себя на Невском.

Она достала кошелек. Купив флакон, Аня улыбнулась. Улыбка счастливого ребенка. А я вспомнил о мягких игрушках, которые она носила с собой в сумочке. В этих, свойственных ей мелочах было что-то особенное.

Аня шагала, пуская огромные мыльные пузыри, а я шел рядом.

Впереди показалась Смоленская площадь. Аня, выдув последний пузырь, сунула флакон в сумочку и сказала:

— Слушай, я проголодалась. Организуешь мне обед?

У нее было отличное настроение. И ее всегда серьезные глаза почти улыбались.

— Как насчет "Макдональдса"? Сойдет? — спросил я.

— Сойдет. Не будем снобами.

В "Макдональдсе" было много народу. Гул людских голосов ровным фоном оттенял музыку для еды, типичной для ресторанов быстрого питания. Стоя в очереди, я вслушивался в знакомую песню на английском языке. Я все не мог вспомнить текст припева. Оглянулся — Аня задумчиво смотрела в окно.

Она все так же смотрела в окно, когда я подошел с подносом. Положила руки на стол подобно школьнице. Я сел, вопросительно на нее взглянул. Аня мягко улыбнулась, словно просыпаясь.

— "Torn". В школе это была моя любимая песня. "Illusion never changed into something real". Жестокая правда.

Я глотнул ванильного коктейля. По столу гуляли лучи солнца — облака за окном частично рассеялись.

— Мечтательница, — сказал я.

— Да уж.

Она зацепила вилкой кусочек салата и сказала:

— Это моя беда. Нельзя жить иллюзиями. Жить нужно сейчас. А я все надеюсь, надеюсь на будущее. На то, что все изменится. На то, что все станет хорошо.

— Тебя не устраивает твоя сегодняшняя жизнь?

— Мне чего-то не хватает. И я не знаю — чего именно. Может, моя жизнь слишком однообразна? Один день похож на другой. Учеба, работа, общежитие. А впрочем, я, наверно, слишком многого хочу.

Аня пожала плечами и сказала:

— А еще я боюсь чего-то не успеть сделать. Обыкновенное такое человеческое желание.

— А что ты хочешь успеть?

— Как все женщины — родить ребенка. Воспитать его. Ребенок — это самое главное. Еще сделать что-нибудь полезное. Найти работу по душе. Не перекладывать бумажки в кабинете. Занимаюсь ведь ерундой… И непременно съездить куда-нибудь. Посмотреть мир.

— У тебя впереди целая жизнь.

— Вот и я себя так успокаиваю.

В зале зазвучала песня Depeche Mode — "Enjoy the silence". Иногда сквозь поток рафинированной музыки здесь пробивались достойные композиции. Мы тоже некоторое время наслаждались тишиной. Я ел картофель-фри, Аня мешала ложечкой кофе-гляссе. В ее чашке постепенно таял белый шарик мороженого. Растаяв, он расплылся желтым пятном.

Солнце за облаками тоже было похоже на расплывшееся желтое пятно.

— "Желтое солнце светло блестит, Желтое платье в окне колотится… Знаю — она никогда не простит, Если осмелюсь я ей поклониться…" — сказала Аня.

— Ахматова?

Она кивнула. Я сказал:

— Небо чем-то притягивает — как и огонь. Я в детстве очень любил смотреть на плывущие в небе облака. Долго-долго…

— Вновь детство. Кажется, и ты, и я оставили в нем что-то очень важное.

— Наверно, все оставляют там что-то очень важное. Только не все об этом помнят.

Аня сделала глоток кофе и продекламировала:

— Сквозь окна светит понемножку, Прищурясь, спрячусь у дверей, Как в детстве — пойманы в ладошку Осколки солнечных лучей.

Я понял, что это стихотворение. Наверно, тоже Ахматова.

— Здорово. А дальше? — спросил я.

— Всё. Это четверостишие. Мое четверостишие.

Она не глядела на меня — только в окно. В руках — чашка кофе.

— Хорошее, — сказал я. — Мне понравилось.

— Правда?

— Правда.

Я понял, что ей было очень важно мое мнение. Она осторожно повернула чашку ручкой к себе. Так же осторожно она стала подбирать слова.

— Говорят, что человек, который пишет только для себя, — ненастоящий писатель. Потому что любому творцу необходимо знать, как оценивают его творение другие.

Это была очень важная для нее тема — я ощутил это сразу.

— Я пишу стихи с 13 лет. Сначала это были всякие любовные переживания. В общем, глупости; сейчас перечитываю, смешно становится. Ну, да ладно. Позже познакомилась с творчеством Ахматовой, увлеклась. Стала понемногу учиться, стараться писать тоньше, лучше. Но показывать все равно мало кому решалась. Однажды подруга посоветовала выложить стихи в Интернете. Чтобы получить объективную оценку.